название, мы вынуждены пользоваться этим.

— Честное слово, Пучеглазый, ты поражаешь меня своей ученостью, — сказал ходжа. — Что за самородок этот тип!

В этих разбросанных по горам селениях, объявление казалось чем-то экзотическим. Потом мы нашли для Хаккы колокольчик. Горбун должен был, натянув на себя маску, идти впереди Хаккы. Предполагалось, что они должны будут останавливаться в более многолюдных местах, показывая все, на что способны, и зазывать публику.

Узнав о том, что они отправятся по деревням, Ремзие подошла ко мне.

— Я тоже пойду с ними, — сказала она.

— Какая в этом необходимость, Ремзие?

— Раз уж зазывать. Раз уж правило.

— Разве это правило существует для вас?

— А мы что, не вместе? Разве не сама взвалила на себя эту ношу? Разве не давала вам слова?

В ее словах слышался вызов.

— А вам не будет тяжело и стыдно ходить по этим узким деревенским улицам и кричать вместе с ними?.. Я знаю, что неправильно два раза подряд говорить одно и тоже, однако вы мне не оставляете выбора.

— Может, и тяжело. Но в моей жизни были моменты и потяжелей. Я была вынуждена делать и не такое. Я так низко пала, что для того, чтобы возвыситься хоть на чуть-чуть, мне надо сделать Это.

Ее протест напоминал мне поведение Азми.

Испытывая неловкость, я продолжал ее уговаривать, однако она, прервав меня, сказала совсем не понравившимся мне тоном:

— Жизнь — это лихачество.

На долину опускался вечер. Разноцветные блики заходили волнами по комнате.

— Давай, Дядька, и ты сходи с ними, — приказал Пучеглазый.

— Господин Нури, что вы хотите от старого человека? — вступилась за Дядьку Макбуле.

— Мы же не можем отправить с ними Ремзие, драгоценная ты моя! Потом ехидно добавил: — В этих местах араб в диковинку. Это требует грима. А наш настоящий.

Наша группа зазывал тронулась в путь. Я услышал, как Горбун выкрикивал: «Новый театр!..»

— Ах, жаль, что господин Сервет это не слышит, — сказал я.

— Да, ты прав, это лучше того, что он вынужден выслушивать сейчас, — ответил ходжа.

— Ничего! — засмеялся Азми.

В этом «ничего» было много скрытого смысла.

— Газали, детка. Так дело не пойдет, ты должен немного прогуляться, — сказал Пучеглазый. — Давай и ты иди с ними. Походи, посмотри. Ты же у нас любопытный! Немного придешь в себя. Надень синий пиджак. На улице холодно, замерзнешь!.. — Отправив Газали, он, повернувшись в нашу сторону, с той же серьезностью продолжил: — Он сам по себе интересный тип, пусть посмотрит, себя покажет. Может, решат, что нас больше, чем есть на самом деле.

— Ах ты, зверь! — не сдержался ходжа.

В этот момент мы услышали грубый голос Дюрдане.

— Ой, девочки.

И увидели, что они прогуливаются по улице.

— У вас что, больше дел нет, кроме как шататься по улице? — возмутился ходжа. — Схватят и увезут в неизвестном направлении!

— Если я актриса, что мне, теперь сидеть взаперти? — спросила Дюрдане.

— Ах, драгоценная ты моя!.. — с издевкой произнес ходжа.

Нам всем необходимо выспаться, однако Пучеглазый спросил у начальника уезда:

— А что, мы совсем не увидим вашего поселка?

— Давайте я сейчас вам все покажу!.. — с готовностью ответил он.

Мы вышли вместе с ним и двинулись по улицам заполненным любопытными, услышавшими звук зурны людьми, Макбуле шла впереди, ходжа — за ней.

Когда мы вернулись, Макбуле набросилась на Пучеглазого.

— Ах ты, базарный гад! Посмотрите на него, и нас тоже провел! Как Дядьку и Газали. Я только сейчас все поняла. Он и начальника уезда с нами сплавил. Шли, как идиоты, за зурной!

— Вынужденная мера! — ответил он, смеясь.

— Чиновник, что с него взять, — злился ходжа. — Он не бессовестный, он самый бессовестный!..

В тот вечер мы показали «Румяную девушку» еще раз. Опять с пьесой вперемежку было варьете.

На третью ночь, мы поставили еще более непредсказуемые вещи. Под открытым небом нам захотелось показать смесь импровизации с комедией дель арте[90].

— В этих местах, если выйти на сцену и объявить «Девушка из Измира» — или тебя хорошенько изобьют, или же деньги попросят обратно, — сказал Пучеглазый.

Чего только мы не добавили в эту простенькую историю.

В этих затерянных в приграничной зоне поселениях мы играли при полном аншлаге и собрали больше денег, чем даже могли предположить. Пучеглазый, посадив рядом с собой Доктора, подсчитал выручку, побоявшись, что, если он попросит Хаккы помочь, тот запросто сможет кое-что прикарманить.

Глава тридцатая

Кагызман, Ыгдыр, Восточный Беязыт. Мы побывали везде. На данный момент мы были бродячей компанией, и куда хотели, туда и шли. Кроме карты у Азми в руках, у нас больше не было никакого путеводителя.

«Новый театр» уже вошел в историю. Мы стали настоящими бродячими артистами. Иногда останавливаясь только на ночлег, мы задерживались в этих городах на недели. Думать о завтрашнем дне было не в наших правилах. Что ни говори, а завтра само все решит за нас.

— Мне кажется, что наше возвращение из Египта все еще продолжается, — иногда говорил Азми.

Однако тогда это было полное надежд возвращение. Между тем и этим возвращением лежала пропасть. У всех было такое же лихорадочное состояние. Всем хотелось убежать и скрыться.

Люди, которых «Новый театр» считал изгоями, являлись теперь нашими лидерами. Хаккы стал нашим божьим посланником. Там, где мы не могли ничего заработать, он собирал деньги фокусами и кормил нас всех. Нам не было стыдно за это, потому что в семье все общее. Наши узы были крепче любых родственных уз. Куда бы мы ни пошли, сразу приспосабливались к обстановке.

И Пучеглазый оказался человеком, которого надо было еще поискать.

Конец лета затягивался. Или, быть может, нам так казалось. Мы порхали, как бабочки, туда-сюда, с цветка на цветок. Потом появились первые признаки зимы. Похолодало. Как-то в начале января мы оказались в одном постоялом дворе, где жгли, чтобы согреться, хворост и даже кизяк[91].

Хафиз Нури говорил нам, что здесь артисту всегда есть работа. Мы, как кочевники, показывали, кто на что горазд. Самыми востребованными талантами были Хаккы и Горбун. Только по мановению руки Пучеглазого они сразу принимались за работу.

— Сидим у бедняги на шее! — говорил ходжа.

Пучеглазый всегда, как командир, сначала обнюхивал обстановку. У него была интуиция настоящего охотника.

— Вы не беспокойтесь, — успокаивал он нас. — Кто-то из ребят обязательно заработает. Даже если хотите, можете не ходить с ними.

Везде, где бы мы ни были, всегда находился барак,