— А могу я на нее взглянуть? Дело в том, что бабушкина библиотека долгие годы принадлежала нашей семье и передавалась по наследству, может, это писала моя прапрабабушка. В любом случае мне это важно. — Максим и сам не знал, зачем ему эта записка, но на безрыбье, как говорится, и рак стерлядь.

— Конечно, я отдам ее вам. Но не сегодня, мне нужно ее поискать. Кажется, я случайно унесла ее домой, в качестве закладки, — краснея, объяснила Полина. — Я ее обязательно найду и верну вам.

— Так может, я довезу вас до дома, вы ее поищете, а я внизу подожду? — оживился Максим. — Вы далеко живете?

Ехать домой с Михаилом в планы Полины никак не входило.

— Знаете, давайте лучше так договоримся: вы оставите мне номер телефона, а я, как найду ее, сразу вам позвоню и вы приедете. Вас устраивает?

Максима не устраивало, но деваться было некуда, стальная библиотекарша к спорам не располагала. И он продиктовал свой номер.

— Максим Панов плюс семь девятьсот двадцать один… А можно я тоже ваш номер запишу, на всякий случай? — попросил он, не рассчитывая на Полинину расторопность.

Пришлось дать. А потомка, оказывается, зовут Максим, а не Михаил, надо запомнить, а то может неудобно получиться.

Ехать домой Максиму категорически не хотелось. Опять навалится тоска, полезут в голову скверные мысли. Может, к Машке двинуть? Переночевать у них?

Впрочем, нет. Он сестру хоть и любил, но очень уж они были разные. Маша выросла не похожей на мать с отцом, бабушка ее в детстве в шутку дразнила куркулихой. Уж больно она была домовитая и, несмотря на степень магистра искусствоведения, какая-то приземленная. Она никогда не стремилась сделать карьеру, обожала возиться с детьми, заниматься домом, шить, вышивать, готовить. Валеру это вполне устраивало, он приходил домой с работы, заставал там любящую заботливую жену и идеальную хозяйку, которая не лезла в его дела, но всегда с сочувствием выслушивала. И даже в Эмиратах умудрялась наварить на зиму варенья. Максим усмехнулся. Для него Маша была слишком примитивна.

Примитивна? Да о чем он, собственно, говорит?! Максим вдруг впервые в жизни осознал, что так думает о сестре, будучи сам женат на Аньке!

Да, у Ани тоже имелось образование, она окончила филологический факультет Педагогического университета и имела степень бакалавра. Ни дня не работала. Потому что на старших курсах познакомилась с Максимом, затем переехала к нему, а потом они расписались.

Хозяйством Аня не увлекалась, обожала тусовки, клубы, театры, приемы. Вернисажи, фитнес и путешествия. Ах, да, еще шопинг. Шопинг больше всего.

Вернисажи, театр и приемы предназначались для выгула очередного туалета. Но Максиму до недавнего времени казалось, а точнее, он предпочитал думать, что если Анька не варит варенье, а обожает таскаться на всякие тусовки, то она девушка с широкими взглядами, разносторонними интересами и развитым интеллектом. Выходило, что он был гораздо глупее Валерия и, недооценивая сестру, ослепленный любовью, переоценивал недалекую потребительницу, живущую с ним бок о бок.

Максим вспомнил, что когда они с мамой и иногда с папой обсуждали какую-то выставку, интересную премьеру или даже новый фильм, Аня всегда старалась отмалчиваться. Как-то ненавязчиво уклонялась от беседы. Тогда он считал, что она просто стесняется родителей, зная, что мама ее недолюбливает, а ей просто нечего было сказать.

Но возможно, если он теперь прозрел, сообразил обрадованно Максим, наваждение проходит! Болезненная зависимость от жены сходит на «нет». И это прекрасно. Но тут же что-то больно кольнуло Максима в сердце. Он вспомнил, как возвращался раньше домой. Как Анька выплывала к нему навстречу, всегда ухоженная, чудесно пахнущая, с распущенными по спине шелковистыми волосами, в чем-нибудь сексуальном, прижималась к нему своим упругим, загорелым телом, чмокала его в щеку. Как они ужинали вдвоем, а потом лежали в обнимку на диване перед теликом или на ковре у камина… А отдых? Их поездки в Париж, Милан, на море, а медовый месяц на Бали?

Максим тяжело вздохнул и даже почувствовал, как глаза у него повлажнели.

«Совсем разнюнился. Тряпка. Сбегай еще к ней, позови обратно, пусть она дальше тебе ветвистые рога наращивает!» — обругал себя Максим. Помогло, а воспоминания о мускулистом крепыше, скачущем на Аньке, и ее довольных стонах закрепили достигнутый успех.

Максим вошел в окутанную сумерками, тихую квартиру и сразу же уловил тревожный запах, потянул носом воздух, пытаясь понять, в чем дело, и тут же почувствовал, как сзади его обняли ласковые нежные руки. Провели по груди, нырнули под рубашку, ловко, едва уловимо расстегнули пуговицы. Максим от неожиданности задохнулся и даже не почувствовал, как с него упал пиджак. Все это происходило в абсолютной, нарушаемой только его тяжелым дыханием тишине, в серебристо-фиолетовом сумраке квартиры, окутанной сладостным запахом любимых Анькиных духов.

Она ласкала его, нежно касаясь губами лопаток, прижимаясь к нему шелковистой кожей, передавая Максиму жар своего тела, и он плавился как воск, терял волю, мысли разлетались, как мотыльки, легкие, невесомые, путаясь, тая…

Он плохо помнил, как они оказались в спальне, кажется, он сам ее туда отнес, там уже горели свечи, были рассыпаны по кровати розовые лепестки, но Максим не обращал на все это внимания, сознание автоматически отмечало эти ненужные подробности. Важным и нужным было только одно — женщина, прекрасная, нежная, горячая, зажигающая в нем фейерверки эмоций, такая родная, все еще любимая, самая желанная на свете. И Максим поддался искушению, забыл обо всем, позволил увлечь себя в омут страсти, раствориться, забыться… Простить?

Максим проснулся от неприятного запаха догоревших свечей, от ноющего сердца и неясной тревоги. Попытался повернуться и не смог, помешала давящая на грудь тяжесть, он разлепил глаза, всмотрелся и увидел сладко спящую в обнимку с ним Анну.

Осел! Дурак! Бесхребетный похотливый орангутанг! Как он мог так легко, так дешево поддаться на ее провокацию? Как он мог забыть? На этой самой постели, всего несколько дней назад!.. Максиму стало мерзко, горько, противно. Сам себе он был просто отвратителен. Его развели, как шестнадцатилетнего подростка, у которого крышу от разыгравшихся гормонов сносит.

Он брезгливо отодвинулся от Ани и выскользнул из-под одеяла. Надо подавать на развод, и немедленно, а заодно забрать у нее ключи. Максим поймал себя на мысли, что боится рисковать. Если она еще раз попытается проскользнуть в его жизнь, он может и не устоять. Даже сейчас, на трезвую голову, вспоминая проведенную с Анькой ночь, он почти готов был все забыть. Любовь, чтоб ее, оказалась не пустыми словами, и расстаться с человеком, с которым прожил шесть лет, было штукой болезненной.

Максиму вспомнилась книга, которую мама уговорила его прочесть лет в восемнадцать, как она тогда выразилась, в профилактических целях, чтобы не терять способность мыслить в будущих обстоятельствах. «Бремя страстей человеческих» Моэма, вот что это была за книга. Мама как в воду глядела, только не помогло. Все забылось в розовом тумане. Пробуждение оказалось болезненным.