– Маш, – позвал, аккуратно коснувшись ее щеки, и с облегчением услышал, как она застонала. – Держись, девочка, все будет хорошо.

Не теряя ни секунды, Игорь осторожно поднял Машу на руки, пытаясь глазами найти причину такого количества крови. Одежда девушки была мокрая и оставляла влажный красный след на его белой рубашке. Но он не смог найти кровоточащую рану.

– Что с тобой сделали эти ублюдки? – прошептал мужчина, коснувшись губами ее слипшихся волос. – Прости меня, девочка.

Он нес ее к выходу, не отрывая взгляда от лица, на котором не было живого места. Губы Маши были разбиты, глаза заплыли фиолетовыми кровоподтеками, рассеченная бровь саднила. Игорь не дышал, пытаясь уловить каждый вздох девушки, и чувствовал, что чем тише она дышит, тем сильнее его сердце долбит по ребрам.

Шувалов уложил Марию на заднее сиденье машины и, еще раз убедившись, что она дышит, сел за руль. Его трясло словно в лихорадке, но Игорь старался сосредоточиться на дороге. Опомнившись, взял телефон и набрал номер знакомого доктора:

– Петр Борисович, вы на месте? – сдавленным голосом спросил Шувалов.

– Здравствуй, Игорь, что случилось? – тут же послышался встревоженный голос.

– Мне срочно нужна ваша помощь. Девушка сильно изувечена, я везу ее к вам, – Игорь то и дело запинался, не зная, как правильно описать ситуацию.

– Что произошло?

– Все на месте, Петр Борисович, нужна каталка к входу в больницу.

– Хорошо, все будет, жду, – ответил доктор и сбросил вызов.

Игорь продолжал сжимать в руке телефон, даже не заметив, что экран треснул. Каждую минуту он оборачивался и смотрел на Машу, вслушивался, едва улавливая ее слабое дыхание. В какой-то момент ему показалось, что она не дышит, тогда, коснувшись ее руки, Игорь и сам перестал дышать. Но девушка в ответ вздрогнула и застонала, неразборчиво прошептав: "Ба-абу-ушка". Мужчина быстро отнял руку, боясь причинить ей боль, и нажал на педаль газа.

У входа в больницу их уже встречали. Петр Борисович с несколькими санитарами подкатил к машине каталку. Игорь выскочил из автомобиля и бросился к Маше. Очень осторожно, как самый хрупкий хрусталь, он вытаскивал девушку из машины, отвергая помощь врача.

– Что произошло? – спросил Петр Борисович, торопливо направляясь в больницу.

– Авария, – выдавил Шувалов, решив утаить правду во избежание лишних вопросов. – У нее очень много крови, я не смог найти рану. Прошу, скорее помогите ей.

– Сделаю все возможное, – ответил врач, внимательно взглянув на Игоря.

– Этого мало. Вы должны сделать даже невозможное, – прошипел мужчина, ни на шаг не отставая от санитаров, осторожно кативших каталку.

– Дальше тебе нельзя, – остановил его Петр Борисович у двери в реанимацию. Но Шувалов словно не слышал врача, он не отрывал глаз от Маши.

– Игорь, ты меня слышишь? – доктор сжал плечо Игоря и осторожно тряхнул. – Кем ты приходишься девушке?

– Я? – переспросил он, не сразу уловив суть вопроса.

– Ты, ты.

– Жених, – соврал Шувалов, зная, что к пациентам в тяжелом состоянии допускаются только родственники. Хотя в принципе это было ни к чему, его и так пустили бы.

– Ладно, все остальные вопросы потом, пойду спасать твою невесту, – произнес доктор и скрылся за дверью.

Игорь хотел было окликнуть Петра Борисовича и потребовать от него обещание о том, что с Машей будет все хорошо. Но не смог, слова застряли где-то в горле. Он мерил шагами коридор, переводя взгляд с настенных часов на дверь реанимации, и не находил себе места. Время, казалось, текло слишком долго, а стрелка на циферблате и вовсе замерла. Все внутренности мужчины разъедало от страха за девушку. Он сжимал кулаки, пытаясь взять себя в руки, но было тщетно – от волнения даже ноги одеревенели, и с трудом удавалось сделать шаг.

Видит Бог, он не хотел, чтоб все так обернулось. Но, как ни крути, это его вина. И она жгла, тяжелым грузом давила на плечи, порой не давая дышать. Шувалов сделал в своей жизни много плохого, но ни о чем не жалел так. Мужчина словно чувствовал боль Маши, в грудной клетке все саднило и пылало. Он не понимал, что с ним происходит, наверное, сходит с ума от страха за жизнь девушки.

Спустя час Игорь вставал на пути каждого вошедшего и вышедшего из реанимации, пытаясь получить информацию о состоянии Марии. Несколько раз срывался на крик и до чертиков перепугал ни в чем неповинных медсестер. Но чем дольше приходилось ждать, тем больше он терял контроль. И когда Шувалов был уже готов ворваться в реанимацию, оттуда наконец вышел Петр Борисович.

– Что с Машей? – воскликнул Игорь, схватив доктора за плечи.

– Да успокойся ты, жива она, – устало произнес Петр Борисович.

– Что с ней? Почему так долго? – не унимался Шувалов, ища в словах доктора подвох.

– Многочисленные ушибы по всему телу, сотрясение, гематомы на голове, перелом плечевой кости, пришлось наложить швы на рассеченную бровь, – перечислял врач увечья Маши, а после минутной заминки, тяжело вздохнув, продолжил: – Кровотечение нам удалось остановить… Но мне очень жаль, ребенка спасти мы не смогли. Игорь, понимаешь, там травмы, не совместимые с жизнью плода. Выкидыш уже шел полным ходом, отсюда и столько крови. Будем надеяться, что осложнений не будет.

– Ребенка? – словно в тумане переспросил Игорь, и гулом в ушах все еще гремели слова врача.

– Ребенка, – махнув головой, подтвердил доктор. – Возраст плода приблизительно семь-восемь недель.

Шувалов отшатнулся и, чтобы удержать равновесие, уперся рукой в стену. Словно эхо в его голове звучал голос Петра Борисовича: "Ребенка не удалось спасти… Ребенка… Ребенка… Спасти… Не удалось…" Маша была беременна? Но как? Мысли шли кругом, и Игорь толком не мог ничего понять.

– Игорь, ты не знал? – тяжелая рука доктора опустилась на его плечо. Но мужчина был не в состоянии что-то ответить. – Мне жаль. Может быть успокоительного?

– Ууу, – отрицательно махнул головой Шувалов.

– Хорошо, приходи в себя, позже поговорим.

Как только Петр Борисович ушел, Игорь сполз на кресло и вцепился руками в голову. Перед глазами все плыло, но он пытался соображать. Маша потеряла ребенка. Черт, какой ужас. Но почему она не сказала? Почему согласилась на работу, зная о том, что беременна? Или не знала? И кто же отец? Семь-восемь недель, по словам доктора… Остолбенел, уставившись в одну точку. И его словно осенило. Примерно полтора месяца прошло с той ночи в отели… Игорь запрокинул голову и уперся затылком в холодную стену. Полтора месяца – это примерно семь недель… Все сходится… Не может быть! Неужели он – отец ребенка? Не может быть! Может! И именно он виновен в гибели своего ребенка…

– Господи, что же я натворил!

ИГОРЬ