Шувалов смотрел на Богдана пылающим взглядом, и тот, чувствуя опасность, сгорбившись, вжался в кресло.

– Вы сами мне велели, – промямлил испуганно работник.

– Что я тебе велел, сукин ты сын, – орал Игорь, не пытаясь даже сдерживаться. – Велел отправить девушку на растерзание ублюдкам?

– Вы сказали, что она хочет попробовать себя в роли проститутки. И чтобы я это устроил, иначе могу искать другую работу, – жалобно пищал Богдан, и его трусливый вид вызывал у Шувалова омерзение.

– Идиот. У тебя, что, своей головы нет на плечах? – Игорь ударил кулаком по столу. – Неужели ты не понимал, что может произойти?

– Понимал, но вы сами сказали, – зациклился тот на одном. – Я, как всегда, выполнил ваш приказ.

– Выполнил. И чуть не убил девчонку!

– Игорь Владиславович, это не только моя вина. Вы виноваты не меньше, – заявил, вздернув подбородок, наглец.

– Не меньше, – прорычал Шувалов, отлично это зная. И даже больше. Но он катастрофически жаждал перевалить со своих плеч хоть часть вины. Только, действительно, Богдан сделал то, что от него требовали. И сколько бы Шувалов ни бесился, виноват только он.

– Ты найдешь мне всех этих тварей к утру, – сквозь зубы прошипел мужчина. – Езжай в эту долбанную сауну и забери все записи с камер. Попробуй, сука, не сделай, и я тебя собственными руками придушу.

– Сделаю.

– Пошел вон отсюда! – заорал Игорь, не в силах больше его видеть. Мужчину разрывало от злости и бессилия. Ему хотелось крови, хотелось увидеть разбитые морды виновных, услышать, как они стонут, умоляя о прощении. Но еще больше Шувалов задыхался от вины. Не выдержал и с ревом перевернул стол. Все принадлежности с него с грохотом обрушились на пол. Его разрывало на части, трясло до изнеможения, безумно хотелось все исправить. Это бездействие и неизбежность доводили до безумия. Ударил кулаком о стену, и на белом покрытии осталось красное пятно. Но Игорь не чувствовал боли. Хотел, чтобы было больно снаружи, но боль внутри была в тысячу раз сильнее. Теперь, когда он остался совершенно один, все мысли, которые так тщательно прогонял из головы, обрушились как водопад. Он покалечил Машу. Убил своего ребенка… Не собственноручно, но это ничего не меняет! Он виноват во всем. Моргал, и в эту миллисекунду перед закрытыми глазами возникала окровавленная Мария и тело их нерожденного ребенка… Со звериным воем Шувалов крушил все, что было вокруг. Махал кулаками, разбивая к чертям стеклянные дверки шкафа. Кровь. Его руки были в крови. Но он чувствовал на них другую кровь. Маши и младенца.

Разгромив все, что можно было, мужчина сел на пол и вцепился пальцами в волосы. Сжал их так, что заскрипела кожа головы, но снова не почувствовал боли. Пытался выпустить ураган, бушевавший внутри, но все было тщетно. Он остался там и разрушал Игоря, доводя до безумия. Как же он жалел. Господи, как же он жалел! Один звонок в порыве злости разрушил несколько жизней. Игорь тогда даже не отдавал отчет своим действиям. Не понимал, что говорит. Но он сделал это и горько жалел. Ошибка. Катастрофическая, неисправимая, непростительная, унесшая жизнь. Ему хотелось выть как безумному. Сдохнуть, но повернуть время вспять. И понимание того, что это невозможно, душило, лишая всех сил.

ИГОРЬ

Богдан нашел тех ублюдков и, виновато опустив голову, притащил информацию Игорю. Не забыв предупредить, что эти гады работают в органах. Но Шувалову было на это плевать, наоборот, данный факт еще больше бесил. Твари рассчитывали, что все безнаказанно сойдет с рук. Также Богдан привез диск с записью с камер. Оказалось, все произошедшее попало в кадр. Выгнав работника, мужчина загрузил видео и, не моргая, уставился в экран. С каждой секундой просмотра его нервы натягивались как струна. И ярость внутри нарастала с неимоверной силой. Он сжал в кулак ручку, и она, заскрипев, треснула пополам, впиваясь острой пластмассой в кожу. Игорь глядел, как пять ублюдков пинают беззащитную девушку, и чувствовал непреодолимое желание убить их. Не впервые в жизни он желал кому-то смерти, но сейчас Шувалов был готов осуществить это.

Игорь смотрел на жирную морду ублюдка и не чувствовал никакого облегчения. Еще раз ударил того лицом о стол, на котором уже красовалась лужа крови. Та свинья, взвизгнув, захлюпала разбитым носом. Но этого было мало. Слишком мало. Этот был последним из мерзавцев, тронувших Машу, и в итоге Шувалов понял, что даже их смерти будет мало. Он обработал каждого, избив до полусмерти, заставил написать заявление на увольнение по собственному желанию. Да еще сделает так, чтобы их больше не взяли никуда. Сначала Игорь хотел действовать через высшие инстанции, показать видео с расправой, но не смог, не хотел снова впутывать Марию. Потому что в случае разбирательств ее будут таскать по всем судам. И девушке придется переживать все снова и снова. Именно поэтому он решил собственноручно уничтожить жизнь каждого подонка.

– Она сказала, что у нее СПИД, – пытался оправдаться мужик, закрывая лицо руками. Игорь швырнул его на пол и ударил в живот ногой. Тот стонал и кряхтел, корчась от боли, но Шувалову было плевать. Перед его глазами стояла картина, где Машу пинают пятеро уродов и кровь медленно расползается по голубому кафелю. Теперь стоило ему закрыть глаза, и эти видения возвращались снова и снова.

– Сука ебаная, – взвыл Игорь, ударив еще сильнее. – Это не позволяло вам ее трогать!

Когда Шувалов покинул его дом, та тварь рыдала, задыхаясь и кашляя, выплевывая кровь. Мерзавец умолял о пощаде хриплым дрожащим голосом, а Игорь, как в трансе, повторял лишь одно:

– А вы ее щадили?

Больших усилий мужчине стоило уйти и не добить тварей. Он хотел наказать виновных, желал справедливости, но нисколько не насытился возмездием. Негодование и злость продолжали разрывать на части. Облегчение не приходило ни на миг. И он просто не знал, что еще может сделать.

Игорь смывал кровь с рук, не обращая внимания на костяшки, разбитые в мясо. Умылся и посмотрел на себя в зеркало – по лицу стекали струи воды вперемешку с кровью. Ударил кулаком в зеркало и то треснуло, расползаясь паутиной, но все равно продолжало отражать окровавленное лицо. Он виноват, и что бы ни сделал, не сможет уменьшить свою вину. Эта вина ядовитой змеей живет внутри, разъедая там все своим ядом. Настолько огромная и ощутимая, что медленно убивает, отравляя душу. Вина, от которой, возможно, спасет прощение. Только сможет ли когда-нибудь он получить его?

Игорь сидел у кровати Маши и смотрел на ее маленькую кисть в своих огромных синих поцарапанных руках. Он держал ее осторожно, будто боялся раздавить. Провел большим пальцем по теплой ладони и почувствовал, как рука дрогнула. Тут же перевел взгляд на лицо девушки. На бледной коже синяки и ссадины казались больше и темнее. Рана на пухлой губе затянулась и превратилась в болячку. Невольно мужчина подумал, что останется шрам. Сколько из-за него у нее еще останется шрамов? Особенно внутри…

– Маш, прости меня, – прошептал он тихо, будто бы боясь ее разбудить. И, перестав дышать, заметил, как дрогнули ресницы девушки. А потом, еле шевеля губами, она словно с дыханием изрекла: "Бабушка". Сначала Игорь подумал, что послышалось, но, наклонившись ближе к лицу Маши, услышал более четко: