Хворь уходила. Смех зазвенел по-прежнему. Кудряшки вились.

Риточка выздоровела.

Она спала до двенадцати, она нежилась на простынке, она накрывала завтрак «с картинки», глянцевое сияние разливалось и по полочке в ванной, и по просторным подоконникам окон, на которых Риточка, помимо фиалок, держала еще разноцветные камешки, залитые водой, и большие перламутровые раковины, красиво отражавшие солнечный утренний свет. Мир расцветал под ее взглядом, служил ей, подкладывая подушки, подставляя подлокотники.

Почему-то позвонил Сенсеро, как раз тогда, когда Риточка пристально оглядывала себя в зеркало: не оставила ли ночь любви синячков?

Он совсем растерян. Он никого не может найти.

О-о-о, Риточка поможет ему, она будет в зале через полтора часа и займется им всецело, все-це-ло!

Позвонил Павел, эта гадина не выходит из комнаты и ни с кем не разговаривает. Как она, Риточка, думает, не пронюхала ли Нора чего вчера вечером?

О-о-о, Риточка уверена, что ничего не пронюхала, день стоит такой восхитительный и не надо омрачать его, чудо, чудо, какой стоит день! Может, Павлу написать письмо Анюте? А? А? Собирается? Ну, вот и славно… Славно!

Позвонила Норочка, какой, честное слово, получается хоровод! Она приболела, тихий голосок едва перебирает слова, там мается неприкаянностью этот Идальго… не могла бы Риточка взять на себя еще и испанского профессора? Конечно, суматоха, Норочка понимает, ведь через три дня открытие, она, как только сможет, придет, только пока не может…

Норочка, хорошая моя, побереги себя, – Риточка поет, Риточка танцует, – побереги себя, конечно, могу! Вот сейчас разыщу его за одну минуточку, хочешь?

Риточка целует Норочку тысячу раз, она пошлет ей цветов, ты каких хочешь Норочка, лилий? Сейчас пришлю тебе лилий!

Кто-то рассказал Риточке, что вместо долгих разговоров можно послать цветы – простой жест, легкий акцент, счастливый знак препинания. Трудно ли ей набрать номер и послать Норочке лилии? Смешно! Их заказано на выставку несколько сотен!

Диктую адрес! – через мгновение радостно кричала Риточка в телефон.

Андрюшечка, Андрюшечка, ми-ленький, – Риточка рапортовала на работу о течении дел, – нет, сегодня в конторе не буду, сегодня я в музее, у нас хорошо, у нас отлично, да-да-да, к нам приехал испанский профессор, специалист по Кремеру, мы с ним сегодня просто обязаны подружиться! Будем проводить благотворительный аукцион? Прекрасно! Чудесно! Вот профессор из Испании и будет проводить, кто заподозрит профессора из Испании! Каждая пылинка в животике витаминка??! О, я помню, я понимаю, я знаю! Я тоже думаю, Андрюшенька, что для нас проводить такой аукцион и престижно, и приятно!!!

И выгодно премного, – хихикнул Андрюшенька на прощание.

Ах, Сенсеро, вы такой милый!

Развеска была закончена, рабочие в стерильных голубых комбинезонах сворачивали шуршащие листы упаковочной бумаги, подметали опилки, налаживали освещение картин.

Ну, почему, почему, – не унималась Риточка, – русские мужчины, ученые, не бывают такими милыми, скажите мне!!!

А какие бывают русские ученые? – изумился Сенсеро.

Страшные буки, – заговорщицким тоном произнесла Риточка, – мрачные, неухоженные мизантропы.

Сенсеро в конец растерялся. Он ничего не понимал. Кто эта Риточка? Почему он пьет с ней кофе? Где Нора? Как ему собрать необходимую информацию о Кремере, ведь ему уже через месяц надо писать статью о нем в университетский сборник и включать в лекции по истории искусства?

Вот вы, например, где остановились? – поинтересовалась Риточка, – говорите, в прекрасном отеле? Там вы не увидите ни одного российского ученного. И никогда не поймете, о чем я вам говорю. Возьмем Нору…

Они взяли Нору, они примешали к ней Павла, они добавили музея, российских традиций. Забыли только употребить Кремера, что оказалось в результате очень разумно, потому что в результате этого коктейля Идальго чуть не вырвало, он не привык к таким консультациям и консумациям.

У вас ведь в стране популярны благотворительные аукционы, не так ли? – как будто к слову поинтересовалась Риточка у позеленевшего уже Идальго. – Вот и мы решили провести у нас такой после закрытия выставки, будете его главой?

Сенсеро оторопел. Сенсеро побелел и осунулся на глазах. Устремляясь к выходу, он успел крикнуть:

Я не аукционист. Извините меня, я не могу.

Какие глупости! – хихикнула Риточка, – что значит «не могу»? Надо! Кремер давно мечтал с вами познакомиться, знаете, как он будет вам благодарен!

Кремер? со мной познакомиться? – забормотал Сенсеро, – мне благодарен?

Он остановился, подступившая рвота тоже.

Да и мы, как агентство по устроению фальшивых праздников, – хихикнула Риточка, – хотите огроменный гонорар за проведение аукциона? Видите, мы совсем не жадные, нисколечко! Даром, что русские!

Пришла черная Нора.

Пришел благоухающий светло-кремовый Павел.

Все уселись за огромный круглый стеклянный стол в гостевой комнате музея, украшенной старой афишей старинной выставки.

Сенсеро будет проводить благотворительный аукцион, которым мы завершим выставку, – деловито сообщила Риточка, – он иностранец и поэтому вне подозрений.

Вот, кстати, ваш экземпляр каталога, – некстати проговорила Нора, – я сделала вам дарственную надпись, простите меня, что я все делаю так некстати.

Про аукцион я не в курсе, – деловито проговорил Павел. – Идея неплохая, только надо обговорить. Кремер знает?

Нет пока, – прозвенела Риточка, – ну что, смотрим сценарий? Приезд в пятницу в Шереметьево-2 в 14.30. Встречают директор музея, общественность. Если уговорим его на аукцион, надо раздувать не только праздник, но и сенсацию!

Деловая ты, – улыбнулся Павел, – может, на работу тебя пригласить?

Я сама найду себе работу, – двусмысленно улыбнулась Риточка.

Норочка всецело погрузилась в Сенсеро. Там было ничего себе, светло, но неуютно. Слишком много знаний и слишком мало опыта. Господи, да конечно же, она виновата перед ним, виновата. Она по рассеянности не сказала ему вчера, где и как они смогут сегодня поговорить подробно о Кремере, вот сейчас закончится этот разговор, и они усядутся в уголочке и поговорят. Этот каталог дает полное представление, она все ему сейчас расскажет…

Он не понимает про аукцион? Она, конечно, виновата, что ничего ему не объяснила, да она и сама ничего не знала про аукцион. Как ему быть? Ну, конечно же, проводить, Кремер будет рад, он любит благотворительность.

Нора скользила по поверхности смыслов, она ничего не соображала после ужасного ночного жара, она выхватывала слова за их тоненькие хвостики, приправляла извинениями и почти бессознательно отпускала назад, в водоворот дискуссии. Она не видела Павла и Риточку, не чувствовала никакого объема событий, все для нее сделалось плоским и картонным, невесомым и ничего не значащим.