– Да, – вымолвил Эхо глухим голосом.

– Хорошо. Познание, которое Думающие яйца хотят тебе передать, не является объективным видением того, что ты стал слишком толстым. Главное – это выводы, которые ты сможешь из этого сделать.

– Мне надо похудеть, – прошептал Эхо.

– Верно! – воскликнула белка и захлопала лапками. – Не особенно сложное видение, но достаточно фундаментальное. Оно положительно повлияет на твою жизнь.

Свет стал тускнеть, а Золотая белка становилась все бледнее.

– На сегодня это все, – сказала она. – Вскоре мы увидимся вновь, на втором познании. А до этого я советую тебе как можно больше двигаться.

Волшебный свет погас, и белка исчезла.

Эхо подошел к болевой свече и бросил последний взгляд на свое отражение. Жирный, обрюзгший, пригодный для убоя – такие слова приходили ему в голову, когда он рассматривал свое тучное тело.

Эхо загасил лапой пламя последней болевой свечи, и в совершенно темной библиотеке раздался глубокий вздох облегчения.

– Мне бы хотелось побольше двигаться, – сказал Эхо как бы между прочим, когда мастер ужасок на следующий день готовил ужин. – И более легкая еда пошла бы мне на пользу. Ты не мог бы сегодня сделать что-нибудь без масла и без сахара?

Айспин насторожился.

– Это почему? – спросил он. – Тебе не нравится моя еда?

– Наоборот, в этом вся проблема, – ответил Эхо. – Она мне очень нравится, и я слишком поправляюсь.

– А мне ты такой очень нравишься, – сказал Айспин. – Эти округлости тебе очень идут.

– Я охотно верю, что округлости тебе нравятся, но я чувствую себя неуютно. Я не рискую больше забираться на крышу, так как боюсь сорваться вниз. Мы с тобой не оговаривали, насколько я должен быть жирным. Я считаю, что уже достаточно.

Айспин снял с огня тяжелую чугунную сковородку.

– Как хочешь! – сказал он. – Качество твоего жира зависит и от твоего личного душевного состояния. Ты ведь знаешь: счастливые куры несут более вкусные яйца. Я хотел бы, чтобы ты хорошо себя чувствовал перед своей смертью.

Эхо вздохнул. Айспину было совершенно наплевать на то, что он говорит, потому что он пребывал в самом веселом расположении духа. Ему удались несколько экспериментов, которые приближали конец Эхо.

– Но от одной маленькой кровяной колбаски ты все же не откажешься, не так ли? – спросил мастер ужасок. – Я только что ее пожарил.

– Ну хорошо, – согласился Эхо. Он был уже голоден.

Айспин обильно сдобрил колбаску карри и подал ее Эхо. Царапка сразу же принялся за еду и проглотил ее в три прикуса.

– Недурственно, – похвалил он.

– Скажи-ка, – спросил мастер ужасок, – ты никогда не мечтал о том, чтобы стать кожемышью?

– Кожемышью? Почему я должен мечтать о том, чтобы стать такой омерзительной тварью? – Царапка облизал свои лапы.

– Все живые существа считают кожемышей отвратительными. Если бы ты был кожемышью, ты бы считал себя прекрасным.

– Да, я знаю, – сказал Эхо, – верх – это низ, а отвратительное – прекрасно.

– Кожемыши умеют летать, – сказал Айспин.

Эхо призадумался. Они и в самом деле могут кое-что еще, а не только висеть вниз головой на стропильной балке. Если бы он и захотел стать другим животным, то непременно таким, которое умеет летать.

– И они могут также ориентироваться в темноте, охотиться в полной тьме. Лишь немногие живые существа умеют это делать.

– Это правда. Они – необычные птицы.

– Они не птицы, а вампиры! Это их самое ценное качество, – сказал Айспин, – что кожемыши – вампиры.

– Что же в этом ценного? – удивленно спросил Эхо.

– Да брось ты, – ухмыльнулся Айспин. – Ты еще молод. В твоем возрасте каждый хотел бы стать вампиром. Уметь летать! Пить кровь! Наводить на всех страх! Лишь одним шелестом своих крыльев ты мог бы сеять страх среди людей.

Возможно, Айспин был и прав. В самом деле, в идее стать существом, наводящим на всех страх, была определенная привлекательность.

– Да, верно, – сказал Эхо. – Может быть, это интересно.

– Я предвидел твой интерес, – сказал, улыбаясь, мастер ужасок. – Ты уже, так сказать, на полпути.

– На полпути? – переспросил Эхо. – Куда?

– К спутникам ночи. К вампирам. То, что ты сейчас съел, была кровяная колбаска из кожемыши.

Эхо отпрянул от тарелки.

– Что? – закричал он в ужасе. – Ты убиваешь кожемышей?

– Я бы этого никогда не сделал, – отмахнулся Айспин. – Но кожемыши умирают точно так же, как и другие живые существа. Иногда некоторые из них падают с балки, и я их собираю.

Эхо стало не по себе.

– Это отвратительно, – сказал он.

– Нисколько. Тебе даже понравилось. Ведь правда?

Эхо не мог возразить, после того как с аппетитом полакомился колбаской.

– Вообще-то вкусно все, во что добавляется карри. Поэтому я не слишком часто пользуюсь этой приправой, чтобы не сильно облегчать себе жизнь. Я мог бы приготовить и оконную замазку, добавив в нее карри, и она тоже показалась бы тебе вкусной. Впрочем, я в течение недели мариновал мясо в Голубом чае с безумным корнем и гипнианом. Поэтому его изменчивое действие должно быть великолепным и значительно превосходить качество лососевых фрикаделек. Передавай привет кожемышам! Сейчас ты сможешь вволю подвигаться!

– Что? – спросил Эхо. – Что со мной происходит?

Лицо Айспина вытянулось, исказилось и превратилось в вертящуюся спираль, во вращающуюся струю, которая втягивала в себя все, что было вокруг – мебель, комнату и, наконец, самого Эхо.

Несколько секунд царила абсолютная темнота. Шелест ветра. Холод. Потом Эхо набрался смелости и открыл глаза.

Он находился высоко-высоко в воздухе. Под ним, далеко внизу, лежала Следвайя, во многих домах горел свет. Повсюду – вокруг него, перед луной и в бегущих ночных облаках пролетали сотни черных молний – это были его ночные спутники, кожемыши.

«Я теперь кожемышь, – подумал Эхо. – Я умею летать».

Плотная стая вампиров вылетела из отверстия в стропилах замка в вечернее небо.

– Ночь!

– Время охоты!

– Время крови! – кричали они.

– Остерегайтесь занавесок! – прохрипела одна из кожемышей, которая порхала как раз рядом с Эхо и о которой он каким-то странным образом знал, что это был именно Влад Восемьсот восемьдесят седьмой.