Да, но после заката район пустеет, так и рвалось у Милы с языка, но она всего лишь дернула подбородком в знак несогласия.

Только Борис на нее не ополчился, просто старательно отводил взгляд. Его молчание ранило Милу больше, чем завуалированные обвинения другого инспектора. А Джоанна Шаттон казалась совершенно невозмутимой.

– Если все происходило так, как говорит агент Васкес, тогда мужчина, напавший на нее, устроил пожар и сам погиб в пламени, – проговорил Гуревич менторским тоном. – Но почему? В этом нет смысла.

Судья снова обратилась к командиру пожарных:

– Полагаю, вы связались с фирмой, осуществляющей строительство.

– Конечно, мы проконсультировались с ними, ведь им досконально известен объект, на который нас вызвали.

– Тогда скажите, можно ли было проникнуть в дом иначе, чем через главный вход?

Пожарный задумался:

– Ну, под самым домом проходят канализационные трубы. Я бы не исключал возможности, что кто-то мог изнутри здания пробраться туда.

Судья обернулась к своим сотрудникам-мужчинам:

– Вот вариант, который вы не предусмотрели. А именно: обитатели дома могли пользоваться другим путем, чтобы входить и выходить незаметно. Нападавший тоже мог уйти этим путем, устроив пожар.

Мила оценила неожиданную поддержку Шаттон. Хотя и не питала иллюзий, что все обойдется.

Судья наконец взглянула на нее:

– Скептицизм ваших коллег, дорогая моя, вызван тем, что вы действовали, не подчиняясь приказам, манкируя уважением к старшим по званию. Кроме того, вы поставили под угрозу расследование. Будет нелегко вновь связать оборвавшиеся нити, поскольку улики, если таковые и имелись в наличии, уничтожил пожар.

Мила хотела было сказать, что ей очень жаль, но эти слова в ее устах прозвучали бы фальшиво. И она, склонив голову, молча терпела.

– Если, по вашему мнению, вы лучше всех нас, заявите об этом. Мне известна ваша работа, ваши заслуги. Но именно от такого опытного полицейского я не ожидала подобного поведения. – Тут Шаттон повернулась к группе мужчин. – Оставьте нас.

34

Троица отошла, быстро обменявшись взглядом.

Даже будучи в большинстве, перед такой женщиной, как Судья, мужчины всегда терялись.

Когда они остались одни, Шаттон заговорила не сразу, будто ей требовалось время, чтобы обдумать свои слова:

– Я хочу помочь вам, агент Васкес.

Мила, настроившись на очередной выговор, застыла в недоумении:

– Что вы сказали, простите?

– Я вам верю.

Она не просто оказывает поддержку. Она предлагает заключить союз.

Шаттон принялась прохаживаться, и Мила последовала за ней.

– По дороге инспектор Гуревич ввел меня в курс происшедшего. Он сообщил, что вы намереваетесь включить в рапорт некоторые отсылки к фактам, имевшим место двадцать лет назад.

– Так точно.

– Упомянуть Мага, Заклинателя душ, Господина доброй ночи… Верно?

– И еще Кайруса, – добавила Мила.

– Ага. – Судья остановилась. – Значит, еще и это имя.

Мила поняла, что Шаттон оно уже известно. Как и вся правда, в которую посвящены немногие.

– Я помню дело «неспящих», – подтвердила глава Управления. – Те события знаменовали собой и закат программы защиты свидетелей. Через несколько лет один из спецагентов повел себя недостойно в ходе другого скользкого дела.

Мила догадалась, что она имеет в виду Саймона Бериша. Не дожидаясь вопроса, Шаттон сама рассказала, что произошло:

– За крупную сумму он позволил убежать раскаявшемуся преступнику, которого должен был защищать, но при этом не спускать с него глаз.

Мила не могла поверить, что Бериш по этой причине стал изгоем, ей никак не удавалось представить его в роли продажного полицейского. Но она видела, что Шаттон изнывает от желания поведать всю историю, и решила подыграть:

– Полагаю, этот агент оставил службу.

Судья застыла на месте и обернулась к ней:

– К сожалению, нам не хватило доказательств, чтобы припереть его к стенке.

– Почему вы мне все это говорите?

– Не хочу, чтобы вы к нему обращались, вот почему. – Она была до крайности откровенна. – Что бы ни случилось, приходите только ко мне. Договорились?

– Договорились. Так вы не возражаете, если я упомяну Кайруса в своем рапорте? – дерзко осведомилась Мила, чуть ли не провоцируя начальницу.

– Вовсе нет, – отмахнулась Судья. – Но скажу вам честно – как женщина женщине, – я бы не стала торопиться. Дело двадцатилетней давности: без доказательств, без следов вы рискуете в нем увязнуть. И потом, эти прозвища ничего не значат. Страшилка для публики, которую сочиняют СМИ, чтобы повысить рейтинг телепередачи или продать пару лишних экземпляров газеты или журнала. Не выставляйте себя на посмешище, гоняясь за героем комикса.

Но Мила не могла выкинуть из головы человека, которого встретила ночью в доме. Он был настоящий, из плоти и крови, как все. Может быть, окружающая обстановка – гнездо, темнота, пронизанная страхом, – способствовала тому, что этот образ приобрел для нее сверхъестественные очертания. Можно согласиться с тем, что он не монстр.

Но он – был, существовал в реальности.

– А если я укажу в рапорте, что на меня попросту напал неизвестный?

Шаттон улыбнулась:

– Определенно, это намного лучше. – Она пристально посмотрела на Милу. – Я наблюдала за вашими действиями с самого начала расследования и полагаю, что вы предпринимали правильные шаги. Знаю, с каким недоумением восприняли вы гипотезу о том, что за серией убийств стоит террористическая организация.

– Все правильно: я и до сих пор в это не верю.

– Можно мне внести свой вклад в вашу версию, агент Васкес?

Мила не догадывалась, что у нее на уме.

– Гуревич просил отстранить вас, чтобы вы не путались под ногами, но я считаю, что вы тоже можете принести пользу. – Шаттон подала знак шоферу, тот сразу же вышел и передал ей коричневый конверт.

Судья протянула его Миле. Та взяла его в руки, рассмотрела. Конверт был очень тонкий.

– Что это?

– Я хочу, чтобы вы пошли по новому следу. Уверена, вас заинтересует то, что внутри.

35

Кабинет всегда был для него убежищем, но теперь казался тюремной камерой.

Бериш ходил взад и вперед, обдумывая, как совершить побег.

– Я в него не попал, – заявил он, обращаясь к Хичу, который, растянувшись в своем углу, мотал головой, следя за судорожными передвижениями хозяина.

То, что случилось прошлой ночью, не давало ему покоя. В темноте рука дрогнула, и он не попал в цель. Вообще говоря, он давно не стрелял из пистолета. Человек действия превратился в человека умственного труда, напомнил он себе, над самим собой насмехаясь.