Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лис, так не нужно, пожалуйста. Только не так.
— Почему, солнышко?
— Лис, я не животное! — уже хрипела.
— Правда? — придвинулся к ней. Снова вдохнул чудный запах ее волос. Обхватив ее тело правой рукой, взял за правую грудь. Сжал, но не сильно. Поиграл с соском. Прошептал на ухо: — Извини, но я животное! Прогни спину …
…Опять закричала…
…Снова перевернул на себя. Поднял и посадил себе на ноги. Не, так не пойдет. Немного приподнял ее. Заставил опереться на колени. Она уже ничего не соображала, в глазах был полный туман. Прижал к себе.
— Лис, — простонала она, — не ужели, ты еще что-то хочешь? — Вцепилась мне в спину, обняв.
— Третий раунд дорогая! Я слишком голоден! Поехали! Ты же хотела именно так!
Всхлип:
— Лис, пожалуйста. Я уже не могу.
— Можешь детка! Твой князь требует от тебя этого!
Впился в ее припухшие губы, Она готова была заплакать, но я не дал, продолжая жадно целовать ее уста. Наконец оторвался. По ее щекам текли слезы. Слизнул их. На губах стало солоно. Все, я могу с ней делать все что захочу. Удерживая ее за талию левой рукой, на правую намотал толстую прядь белокурых волос. Чуть потянул вниз. Ее голова запрокинулась. Впился в ее шею сильным поцелуем, от которого остается след. «Мамочка» — услышал ее хриплый шепот-всхлип. Маму вспомнила? Поздно дорогая, ты уже достаточно взрослая девочка, раз играешь в эти игры!
Слизнул крупную слезу, бежавшую по ее щеке. Прижал женщину к себе еще теснее и она охнула, когда опустил ее тело на себя вниз… закричала…
Лежал расслабленным. Напряжение последних дней ушло. Стало легко. Хотелось закрыть глаза и все. Но нельзя обижать женщину. Лолерея лежала рядом на боку, прижавшись ко мне. Обняв одной рукой меня за шею и уткнувшись туда личиком. Левую ногу закинула на меня. Водопад ее белокурых волос рассыпался по полу, частично накрыв и нас. Погладил ее, сначала по голове, пропуская чудесные волосы между пальцев, потом по спине. Поцеловал в макушку. Провел рукой по ноге, лежащей на моем теле.
— Лис, — услышал ее приглушенный голос, — а ты настоящее животное!
— Дорогая! Ты думаешь, меня оскорбила? Нет, это констатация факта. Я и есть животное. Хитрое и опасное.
Наши сердца успокаивались, дыхание выравнивалось.
— Лис, — опять ее приглушенный голос, — ты знаешь, что по нашим меркам, я очень молода.
— Правда? И сколько молодице лет? Триста или четыреста?
— Ты не о том думаешь. Когда я одела княжью диадему, по вашим меркам, мне было всего шестнадцать лет. Сейчас мне двадцать три. Я еще ни разу не рожала. А мне очень хотелось. Вот только мужчину не могла найти.
— Нашла?
— Нашла. Теперь я рожу.
— Уверена?
— Уверена. Я просто переполнена тобой.
— Мне на тебе жениться?
— Сейчас, разбежалась. — она засмеялась. — Я не хочу потерять свое бессмертие. Если я выйду за тебя замуж и рожу ребенка на земле, то превращусь в обыкновенную женщину. А я не хочу.
— Но ты же рожать все равно собралась?
— Конечно. Даже обязательно, только не на земле, а в воде. Рожу девочку. Дочь. Но ты можешь не беспокоиться.
— Это как?
— Ты ничем не обязан. Это моя дочь, будущая княгиня.
— Я не знаю как у вас, водоплавающих, но моя дочь, это моя дочь. Пусть мы не будем вместе, но мои дети, это мои дети. Запомни это!
— Запомню. — Она тихо засмеялась.
— Лис, ты сильно не переживай, от Александры не убудет.
— При чем, здесь Александра? — я напрягся.
— Я же вижу, как ты на нее смотришь. Все хорошо Лис. Она очень хорошая, сбереги ее. Она сможет успокоить твою мятежную душу.
Я посмотрел на ундину. Она улыбнулась. Погладила меня по груди.
— Хорошо, твоя дочь, это твоя дочь. Когда, сможешь, навещай ее. Она должна будет знать своего отца. И еще Лис, спасибо тебе.
Некоторое время молчали. Она гладила меня по груди. Потом подняла голову:
— Лис, скажи мне еще что-нибудь.
— Что именно, солнышко?
— То, что ты говорил на берегу.
— Хорошо, слушай,
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.
Она только сильнее прижалась ко мне. Продолжал поглаживать ее. В какой-то момент она засопела. Чуть отстранился. Смотрю, спит. Сам откинул голову, закрыл глаза. Впервые за все это время расслабился, можно спать…
Когда проснулся, Лолереи уже не было. Вот это я отрубился! Даже не почувствовал, как она ушла. Хотя сплю всегда чутко. Вода в ванне бурлила. Залез в нее. На краю ванны стояли какие-то скляночки. Понюхал, похоже на шампунь. Нормально!
Когда вылез из ванны, оглянулся в поисках одежды. Ее не было. Весело! Рядом со столиком лежал аккуратно сложенный халат, длинный до пола. Рядом стояли, что-то типа тапочек. Оделся, обулся. Надо выяснить, куда делась моя одежда, мое оружие и моя взрывчатка, вернее артефакты!
Зашел в зал, где в свое время, оставил парней. Оба спали на полу, голые. Каждый возле своей ванны. Нормально! Это у них что тут, групповой разврат был? Подошел к Эмилю. Сладко парниша спит. Даже будить не хотелось.
— Рота подъем! — Рявкнул я.
Эмиль среагировал. Не успев, продрать глаза, начал подниматься. Хоттабычу было все фиолетово. Подошел к нему, он спал возле края ванны. Толкнул его ногой. Бултыхнулся! Выскочил с ошалелыми глазами.
— Не понял бойцы? Что, пьянствовали вчера и развращали юных дев?
— Ага, их развратишь. Сами кого хочешь, развратят. — Ответил Эмиль, оглядываясь в поисках одежды.
— Что, одежды нет?
Оба глядели на меня растерянно.
— Меньше надо вино пьянствовать и на дамах подергушки устраивать! Эмиль, где твое табельное оружие? Тоже нет? Извини старина, но это трибунал!
— Лис, а где твоя одежда и оружие? — Спросил Эмиль, улыбаясь.
— Да брат, такой же залет. Поэтому мне тоже трибунал светит и пять лет расстрела, четвертования и повешенья.
Эмиль завис. Посмотрел на меня непонимающим взглядом.
— Как это, пять лет четвертования и повешенья? Разве такое возможно?
Не, здесь с чувством юмора, реальные проблемы!
— Эмиль, забей! Лучше пойдем, поищем одежду и оружие. И еще, кто в курсе, где наши девочки? Я имею в виду не тех, с кем вы тут оба, кувыркались