Девочка подняла на отца глаза.

– Папа, я башмачник, – со всей серьезностью ответила она. – Тебе нужны новые сапоги?

Генрих со смехом сказал:

– Обычно такие вопросы решает мой канцлер, но… да, конечно, нужны.

Маленькая башмачница стянула с него сапоги и стала внимательно их рассматривать. Она вертела их так и сяк, сворачивала и разворачивала длинные носки сапог и деловито задавала отцу вопросы, которые, по ее мнению, задают настоящие сапожники. Генрих вскинул брови.

– Значит, будущее этого ребенка определено: будет работать с кожей, – сказал он Алиеноре.

– У вас это в роду, не так ли? – напомнила она супругу, чем вызвала у него бурное веселье: Вильгельм Завоеватель, его великий прадед, был внуком обычного кожевенника. Генриха, вполне уверенного в себе, этот факт забавлял, а не смущал.

Матильда тем временем заявила, что должна пойти «в мастерскую», и просеменила к углу, где стояла обувь.

Генрих допил вино, и они с Алиенорой с улыбками переглянулись. Дети могут разбить семью, но могут и сплотить ее.

– Хо, госпожа, готовы ли мои новые башмаки? – крикнул Генрих.

– Почти, папа! Нужно еще подождать!

– Твой отец не умеет ждать, – сказала дочери Алиенора. – Не думаю, что хоть кто-нибудь когда-нибудь осмеливался требовать от него терпения.

Генрих возразил, наполняя вновь свой кубок:

– Я могу подождать, если нужно.

Матильда вернулась к нему, вся розовая от усердия. На каждом сапоге теперь красовалось по зеленому кресту, вышитому на длинных носках неровными крупными стежками.

– Готово, папочка, – сказала она. – Они теперь совсем новые.

Грудь Генриха сотрясалась от сдерживаемого смеха.

– Да, вижу, верно – совсем новые. И такие красивые – ни у кого таких больше нет.

– Конечно нет, папа. Они новые и поэтому стоят пять марок.

Генрих едва не прыснул вином:

– У кого вы научились этому, госпожа башмачница? Коли вы требуете такую сумму, пусть сапоги покупает мой канцлер!

– Но, папа, это особенные сапоги! – объясняла Матильда. – Их можно носить и так, и вот так.

Она перекинула носок на одном из сапог в сторону, демонстрируя достоинства товара. С изнанки свисала длинная зеленая нитка. Матильда села на пол и с уморительной важностью вновь обула отца.

– А дар убеждать и практичность – это у нее от меня, – пробормотала Алиенора, кусая губы, чтобы не рассмеяться.

– О, ну что тут поделаешь, – сдался Генрих. – Но деньги все равно придется просить у канцлера, потому что ключ от казны у него. А от себя лично я дарю вам, госпожа башмачница, вот это. – Он стянул с мизинца узкое золотое колечко и протянул дочери.

Матильда приняла подарок, присела в реверансе и стала пятиться назад с мелкими поклонами, как делают торговцы. Генрих фыркнул и махнул рукой няньке, чтобы та забирала девочку и уложила ее спать.

Потом он поправил надетые дочерью сапоги, но отпарывать неумелые зеленые стежки не стал. Сердце Алиеноры переполнилось благодарностью за то, что он не уничтожил детский подарок, и за то, что вообще нашел время поиграть с дочкой.

– Вот если бы ты всегда был таким, – проговорила она.

Он приподнял одну бровь:

– И ты тоже, моя любовь.

Дверь открылась, и появился камерарий, который привел священника, служащего при дворе Теобальда Кентерберийского. Алиенора следила за их приближением, отметив, что священник хмур, лицо его посерело от усталости, а полы одежды в грязи.

Он с трудом опустился перед Генрихом и Алиенорой на колени:

– Сир, госпожа, я привез вам горестные вести. С прискорбием сообщаю, что на закате солнца милорд архиепископ Кентерберийский отдал душу Господу нашему.

Алиенора опечалилась, но эта новость не стала неожиданностью. В последний раз она виделась с архиепископом во время своей поездки в Англию, перед возвращением в Анжу, и старик уже тогда плохо себя чувствовал. Теперь предстоит выбрать ему на замену достаточно мудрого человека из тех, кто жаждет занять этот пост. Среди претендентов были епископ Херефордский и епископ Лондонский. Алиеноре не нравился ни один из них, но должность могла оставаться свободной до года, пока обсуждались кандидаты. Хотелось, чтобы примас Англии служил как государству, так и Церкви тонко и в то же время твердо. Найти такого будет нелегко.

* * *

Изабелла сидела у оконного проема, повернувшись так, чтобы свет падал на ее шитье. К ней подошел младший брат короля Вильгельм и уселся рядом. Она передвинулась на край скамьи из желания увеличить расстояние между ними. В последнее время Вилл посматривал на нее, словно кот в засаде у мышиной норки.

– Вы много времени посвящаете рукоделию, – начал беседу он.

– Мне нравится это занятие, – ответила Изабелла. – И оно приносит пользу.

– Нельзя же отдать шитью всю жизнь.

– Разумеется. – С первых же фраз разговор стал ей неприятен. – Моя жизнь полна. Я служу королеве и имею много обязанностей как графиня.

– Но этого недостаточно. Вам, должно быть, одиноко без мужа, который защитил бы вас, направил советом и дал вам наследников.

Изабелла опустила глаза к шитью. Ей совсем не нравилось то, к чему клонит Вильгельм.

– Я глубоко скорблю о покойном муже до сих пор, – сказала она. – И поскольку нахожусь под защитой королевы и мне служат верные люди, об одиночестве я не задумывалась.

Он пожал плечами:

– Все равно в скором будущем этот вопрос встанет перед вами. Вы овдовели почти полтора года назад.

От этих слов Изабелла сжалась, от страха у нее заныло в желудке. Она вспомнила, что случилось с бывшей настоятельницей монастыря Ромси: ее отдали замуж за Матье Эльзасского и она уже ждала ребенка. Король мог делать все, что пожелает, и никто не остановит его.

В другом конце зала вспыхнула внезапная ссора между четырехлетним Ричардом и шестилетним Гарри. Братья с криком покатились по полу, пиная и молотя друг друга кулаками. Матильда попыталась растащить драчунов, но наткнулась на случайный удар и отлетела в сторону.

Амлен, который в тот момент шел через зал, отвлекся от своих дел, оторвал мальчишек друг от друга и, держа за ворот по ребенку в руке, как следует встряхнул их.

– Хватит! – рявкнул он. – Разве так ведут себя королевские наследники?

Матильда сидела на полу вся в слезах и терла ушибленную руку.

– Мне нужно помочь миледи Матильде, – сказала Изабелла, хватаясь за этот предлог, чтобы покинуть собеседника. – Прошу простить меня, милорд.

– Миледи, мы еще поговорим. – Вильгельм неторопливо поднялся.

Изабелла обронила что-то невнятное в ответ и проскользнула к всхлипывающей девочке, старательно направляя взгляд мимо его хищной ухмылки.