— Что случилось? — спросила Фидельма, входя в келью.

Эадульф ничего не сказал и носком сандалии притворил дверь.

Потом молча кивком головы указал на обратную сторону двери.

Фидельма обернулась и невольно раскрыла рот.

Тело Ательнота висело на стене позади двери на колышке, где обычно висит одежда и котомка. Конечно, Фидельма знала эту келью. Это были покои Ательнота.

Фидельма отступила, щуря глаза, — она никак не могла оправиться от удивления. Ательнот был в ночной одежде. Крепкая веревка, скрученная из рясы, была обмотана вокруг его шеи и прикреплена к одному из деревянных колышков, вбитому на высоте шести футов над полом. Босые ноги Ательнота почти касались пола кончиками пальцев. Рядом лежала перевернутая скамеечка для ног. Лицо Ательнота почернело, язык высунулся.

— Самоубийство, здесь, в Стренескальке.

Это настоятельница Хильда нарушила молчание. Она была ошеломлена, а в голосе звучало осуждение.

— Когда это обнаружилось? — спокойно спросила Фидельма.

— В последние полчаса, — ответил Эадульф. — Очевидно, Ательнот вернулся в обитель потемну. Ты могла заметить, что клепсидра, водяные часы, которые так нравятся доброй смотрительнице, стоят в конце коридора, в котором расположена эта комната. Сестра Ательсвит пришла поправить часы и тут услышала шум из этой кельи. Вне всяких сомнений, то был стук упавшего табурета, когда его оттолкнул Ательнот. Потом послышались какие-то странные звуки — очевидно, когда этот несчастный задыхался, будучи при смерти. Она постучала в дверь кельи, чтобы узнать, что происходит. Ответа не было. Наконец, она открыла ее и увидела висящего Ательнота. Она пошла прямо к настоятельнице Хильде, и настоятельница решила, что нам нужно сообщить сразу же.

Настоятельница Хильда медленно кивнула в подтверждение.

— Вы расспрашивали Ательнота об убийстве настоятельницы Этайн, полагаю? Брат Эадульф сказал мне, что вы собирались снова расспросить его, поскольку у вас имелись немалые подозрения. Брат Эадульф говорит, что Ательнот солгал вам.

Сестра Фидельма рассеянно кивнула, стоя лицом к висящему. Она взяла свечу со стола и подняла ее, чтобы лучше видеть. Светлые глаза монахини внимательно вглядывались в труп, потом ее взгляд опустился на перевернутый трехногий табурет. Затем она подошла, подняла табурет и поставила рядом с телом. Осторожно встав на табурет, она смогла внимательно осмотреть затылок мертвого. Потом спустилась и, поджав губы, помолчала немного, после чего обратилась к настоятельнице:

— Мать настоятельница, позвольте нам доложить обо всем попозже, утром? Я думаю, что смерть брата Ательнота воистину как-то связана с убийством настоятельницы Этайн. Как именно — мы еще должны определить.

Настоятельница Хильда колебалась, хмуро поглядывая на Эадульфа, потом кивнула:

— Хорошо. Но вам нужно поторопиться с раскрытием этой тайны. Здесь многое поставлено на кон.

Фидельма молчала, пока настоятельница не вышла из кельи.

Она видела, что Эадульф в замешательстве смотрит на нее.

— Это же очевидно, сестра? — начал он. — Мы были правы, Ательнот убил Этайн, потому что та отвергла его распутные ухаживанья. После того как мы его допросили, он понял, что ему не уйти от ответа, его охватили угрызения совести, и он решил лишить себя жизни.

Фидельма смотрела на висящее тело, сжав губы.

— Это только кажется очевидным, — ответила она мгновение спустя. Потом шагнула к двери и открыла ее.

Сестра Ательсвит ждала снаружи.

— Скажи, сестра, когда ты услышала шум из кельи, где ты в точности находилась?

Старая монахиня склонила голову.

— Я была в конце коридора, поправляла клепсидру.

— С того момента, когда ты услышала шум, до того, когда ты увидела тело, ты все время видела дверь этой кельи?

Domina нахмурилась, не понимая смысла вопроса.

— Я услышала грохот и замерла на месте, пытаясь понять, откуда он доносится. На это мне потребовалось несколько мгновений. Я медленно пошла по коридору и, уже подходя к этой келье, снова услышала шум. Тогда я постучала и спросила: «Что-нибудь случилось?» Ответа не было. Поэтому я вошла в келью.

Фидельма стояла в задумчивости.

— Понятно. Значит, дверь была все время у тебя на виду?

— Да.

— Спасибо. Теперь можешь заняться своими делами. Я найду тебя, когда ты понадобишься.

Сестра Ательсвит вновь склонила голову и поспешно удалилась.

Эадульф же так и стоял, не двигаясь, в замешательстве сдвинув брови.

Фидельма не обращала на него внимания.

Закрыв дверь и став спиною к ней, она осматривала келью. Такое же помещение, как и все остальные, — крошечная узкая келья с узкой деревянной койкой. На подушке, на которой, судя по всему, спал Ательнот, осталась вмятина, одеяло лежало косо. Да стол, да табурет. Она еще раз окинула взглядом комнату. Окно маленькое, зарешеченное, примерно в шести футах над полом.

К полному замешательству Эадульфа, Фидельма вдруг опустилась на колени и заглянула под койку. Там было место — около фута. Она, протянув руку, взяла одну из свечей и поставила на пол.

Под койкой лежала пыль — но не везде. А в одном месте виднелись пятна крови.

Она, торжествуя, подняла голову.

— Хорошо, что странноприимный дом Ательсвит содержится несколько неопрятно. Нам следует сказать сестрам спасибо за то, что они не имеют привычки подметать пол под койками.

— Не понимаю, — ответил Эадульф. — Пыль? Почему это удача для нас?

Но Фидельма уже осматривала нечто другое — неструганую ножку койки. С нее монахиня сняла несколько прядей грубой шерстяной ткани.

Она вздохнула и встала на ноги.

— И что? — поторопил ее Эадульф.

Фидельма улыбнулась.

— Как ты прочтешь эту картину?

Эадульф пожал плечами.

— Как уже сказал. Ательнот лишил себя жизни от угрызений совести, когда понял, что его раскрыли.

Фидельма отрицательно покачала головой.

— А тебе не кажется странным, что Ательнот не выказывал никаких признаков угрызений совести, когда разговаривал с нами позавчера?

— Нет. Бывает, что совесть просыпается не сразу.

— Верно. Но не кажется ли тебе странным, что после нашего с ним разговора Ательнот покинул обитель вчера утром, а вернулся уже в темноте? Куда он ездил? С каким поручением? Заметь, что, съездив с этим таинственным поручением, он вернулся в монастырь, приготовился ко сну и лег спать. Ты же видишь, что на его койке спали. И вот он просыпается до рассвета, и только тогда, только тогда угрызения совести охватывают его с такой силой, что он решает лишить себя жизни?