Самым коротким путем Никос добежал до улочки, которая поднималась к Фортецце, и увидел, что черный джип припаркован невдалеке от дома. Сами же Бутяков и Грибков-Майский, опять налегке, направлялись в центр. Никос не понял этого маневра, но решил не отставать от жуликов, раз он их так удачно перехватил.

Аферисты вышагивали по ночному городу не скрываясь, прикидывались обычными туристами. Для маскировки на запястье Грибкова-Майского болтался фотоаппарат-"мыльница". Пару раз он прицеливался объективом в Бутякова, подзуживая его, говоря о каком-то деле у прокурора, о снимках "три на четыре" и прочих тюремных радостях. Бутяков только сопел в ответ, и у Никоса сложилось стойкое убеждение, что человек этот юмора не понимает, потерпит-потерпит до поры вертлявого напарника, да и грохнет его в один прекрасный день своим пудовым кулаком по макушке.

Вскоре ночные туристы приблизились к кварталу, который здесь называли не иначе, как "Золотой". Прозвище было связано с тем, что именно в этом месте располагалось огромное количество ювелирных магазинчиков. Они стояли впритык друг к другу, и каждый призывно мигал бликами, отраженными от драгоценных и полудрагоценных камней, колец, серег и цепочек, разложенных на витринах.

Бутяков и Грибков-Майский приблизились к угловому магазинчику и принялись осматривать дом, в котором он располагался. Потом Грибков-Майский, повертев для страховки головой во все стороны, принялся снимать со вспышкой магазин во всех ракурсах. Бутяков тем временем задумчиво прохаживался вдоль витрины: то приседал, то поднимался на цыпочки. Все было ясно — два жулика действительно собрались покинуть остров и прихватить с собой добычу по максимуму — и доллары, которые они выманили у доверчивых русских туристов, и золото, которое разложили на витрине не менее доверчивые греческие торговцы.

Облазив все вокруг и чуть ли не обнюхав каждый угол, Бутяков и Грибков-Майский прислонились к стене и завели непонятный разговор.

— Может быть, "зонтик"? — предложил Грибков-Майский.

— Нет, — цыкнул зубом Бутяков. — Для этого придется ждать, пока хаза наверху освободится. Это нам в лом.

— А если "поздравить с добрым утром"?

— Днем шороху будет много и народу — не уйдем. Потом, есть у меня такая думка, что здесь легавые в штатском ходят.

— Да, — хохотнул Грибков-Майский, — ну, тогда придется по старинке.

— Как-нибудь разберемся, — буркнул Бутяков и, глянув на часы, кивком дал понять Грибкову-Майскому, что им пора отчаливать домой.

Никос проводил парочку до квартиры, для очистки совести посидел на ступеньках напротив до рассвета и наконец, с тревогой поглядывая на порозовевшую линию горизонта и море, уже окрасившееся в нежно-розово-золотой цвет, побежал домой.

Дедушка, к счастью, еще спал, но уже не так сладко, как ночью. Тренированным движением Никос "протянул" себя в дырку между гамаком и пальмой, прокрался в свою комнату, скинул майку, шорты и кроссовки и улегся в постель. Однако сон никак не шел к нему: в голове все вертелись фразы, которыми обменивались тюменские жулики. Никос, вдруг испугавшись, что к утру может половину подзабыть, потянулся к своему портфелю, уже успевшему с начала лета покрыться тонким слоем пыли, и достал оттуда ручку и тетрадку.

Пока он корпел над изложением воровского жаргона Бутякова и Грибкова-Майского, во дворе скрипнул гамак, послышались шаги, потом шум льющейся воды, и через пять минут дед — высокий, статный, белый как лунь, поскольку седину подчеркивал глубокий, въевшийся за многие годы, проведенные на солнце, загар, заглянул в комнату внука. Никос к тому времени уже успел спрятать тетрадку и ручку и притворился спящим.

— Никос, ты все в гостях у князя Храповицкого? Пора вставать, — подошел к нему дед и потеребил за плечо. — Так всю жизнь проспишь. Кто рано встает, тому Бог подает!

Никос, делая вид, будто просыпается, сладко потянулся и потер глаза.

— Как вы, сударь, почивали ночью?

— Замечательно, — еще раз зевнул Никос и перевернулся на живот.

— Значит, ночь прошла спокойно, без приключений? — уточнил дед.

— Да, все в порядке, — махнул рукой Никос. — Кошмары не снились.

— Ну-ну, — покачал дед головой и подкрутил свой ус. — Только ты, Никос, не забудь после сна пятки помыть. Они у тебя черные, как у крестьянина, который с пахоты вернулся.

Хохотнув, дедушка развернулся и пошел одеваться, поскольку ему, как и каждый день, предстояла встреча с друзьями в городском парке, где те сражались за шахматной доской.

Никос сел на кровати, задрал ногу и посмотрел на свою ступню. Действительно, та была весьма грязна. Покраснев от стыда, что дед поймал его так легко, и вздохнув облегченно, что он — "молоток", как сказали бы новые друзья, — не стал поднимать панику, а отнесся с пониманием к проблемам внука, Никос помчался к умывальнику и первым делом хорошенько отдраил ноги. Потом, вздохнув, поскольку спать все-таки хотелось, принялся возить зубной щеткой по губам и, прополоскав горло, отправился к себе в комнату. Минут через пятнадцать-двадцать его позовут завтракать, и больше уже в течение дня вздремнуть не удастся. Может, это и к лучшему, что дед его поднял, а то ведь нужно рассказать обо всем Вовке или Лешке. Интересно, кто из них приедет на дежурство, чтобы сменить его?

Никос вынул тетрадку со своими записями из портфеля, сложил ее вчетверо, засунул под резинку шорт и, поскольку на кухне мама уже гремела посудой, поплелся завтракать.

Вовка и Лешка тем временем решали вопрос — кто из них сменит Никоса с утра "на посту номер один", как они прозвали дом, где поселились их земляки. Каждому хотелось действовать, в конце концов, пришлось сыграть в "орла и решку". В город выпало ехать Лешке, а Вовка должен был его прикрывать до двух часов дня, после чего также скрыться из отеля и искать своих друзей в старой части Рефимно.

Позавтракав одним из первых, Лешка по боковой дорожке выбрался на шоссе, и вскоре ранний автобус подхватил его и умчал вдоль берега Средиземного моря в Рефимно. Вовка колупался с пультом телевизора, пытаясь найти среди спутниковых каналов какой-нибудь боевик. В это время в косяк двери — поскольку сама дверь была задвинута в стену — постучала Ольга Васильевна.

— Доброе утро, Казаков. Как себя чувствуешь?

— Преекрасно, — Вовка щелкнул пультом, но неудачно попал на какой-то эротический канал и, стушевавшись, тут же переключился на "Евроспорт".

— А где твой друг Иконников?

— А, пошел прогуляться вдоль моря.

— Я надеюсь — не купаться? — встревожилась Мурашка.

— Не, он без плавок ушел, — прямолинейно заявил Казаков.

Сообщение о том, что Иконников совершает променад без купальных принадлежностей, успокоило Мурашку, и она поплыла дальше вдоль бунгало проверять своих беспокойных подопечных. Вовка, однако, достаточно хорошо знал свою классную, чтобы наивно решить, что проверка их дисциплинированности и законопослушности будет одноактной. Поэтому он затащил в номер Кащея и, пообещав немыслимые дивиденды, запер беднягу в туалете. В случае появления Мурашки в ближайшие полчаса Кащей должен был осуществлять в уборной бурную деятельность путем дерганья за ручку спуска воды в унитазе и шуршания туалетной бумагой.