– Я бы выгнал его в три шеи, сир.

– А если для тебя в три шеи – это слишком?

– Тогда уволил бы, сир.

– Вот именно.

Стражник вытер нос рукавом и стыдливо опустил голову. Тибо немного смягчился.

– А что, если бы этот стражник был тебе все-таки симпатичен? Если бы тебе было небезразлично его доброе имя? Его честь? Что бы ты сделал, Морван?

– Эх, ну, не знаю, сир.

– Возможно, ты бы просто отпустил его назад к его медведю? К вольной жизни, какую он оставил дома?

Брюно сгорбился чуть ли не до пола. Вольная жизнь, честь… Всем этим манил его и отец. Но кто же преподносил ему все это в итоге? Король, которого он чуть не предал. Брюно громко шмыгнул носом.

– Возвращайся домой, Брюно. Зима кончилась, а я нанимал тебя только на мертвый сезон.

Они пошли дальше, и Брюно, который шагал все так же опустив голову, вскоре столкнулся с капитаном Лебелем, вылетевшим стрелой из-за поворота и с ходу выпалившим:

– Принц Жакар найден, сир.

– Где? Где?!

– Прямо среди бела дня, сир, на пристани в порту. Он силой проник на судно, отплывающее в Ламот, на глазах у толпы свидетелей.

– И никто его не остановил?

– Он был вооружен, сир. При нем были лук, стрелы и его пес. Он даже велел отдать швартовы, не дожидаясь подготовки судна. Помощники судьи делают обходы без оружия, они не решились вмешаться. Единственный, кто пытался оказать сопротивление, – ни за что не угадаете – наш плотник Жюль.

– Жюль? Он-то что там делал?

– Он в составе театральной труппы, которую вы отправили в турне, сир. На их корабле Жакар и отчалил. Бедняга Жюль чуть не лишился своей культи.

Тибо прислонился к стене.

– Вот черт.

Только он нашел Жакара, как тут же потерял. Направляясь в Ламот, принц плыл к единственному своему другу: невыносимому наследному принцу Августу Максимильену. Упав духом, Тибо хотел было почесать подбородок, но у него заломило руку.

Рана была глубока.

Вечером Тибо попросил Эму послушать, что он говорит во сне. Это был последний совет Блеза де Френеля, и ему стоило последовать.

Они легли на большую красную кровать в королевской опочивальне и спокойно уснули. Но около полуночи Тибо стал резко толкать Эму локтем. Она протерла глаза и уселась у изголовья. Ничего не происходило, и она начала было задремывать, подперев рукой подбородок. Но внезапно Тибо выставил руки перед собой, будто защищаясь. Он бормотал что-то нечленораздельное. То были не фразы, даже не слова. Скорее хрип. Животный ужас.

Казалось, Тибо страдал, и страдал невыносимо. Эме почудилось, что кошмар подбирается к ней, вот-вот захлестнет ее. От тревоги что-то сжалось внутри. Иллюзия, что Мириам останется с ней, рассеялась. Договор заключен. И от него не уйти. Сверчки за окном скрежетали как цепи. Эма встала, чтобы закрыть окно, и в тот же миг Тибо выгнулся дугой и взвыл:

– МИРИАМ! НЕТ! МИРИАМ!

Эма поняла. Тибо все знает.

Он тоже заключил договор с лесом, но не помнил об этом. Все, что случилось там, он похоронил глубоко-глубоко. Он переживал свою боль во сне, а проснувшись – забывал. Его предок, король Пьер, очертил острием меча круг, замкнув в нем мертвое тело своей жены-королевы, и забыл о нем, – так и Тибо окружил свою память кольцом небытия.

Эма долго молча смотрела на мужа, и вдруг он внезапно проснулся, хватая ртом воздух.

– Мне что-то снилось? – спросил он, вытирая пот простыней.

– Да.

Глаза у нее были черные, между бровей – глубокая складка.

– Я разговаривал? Я что-то сказал?

– Ты кричал. И сильно метался.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Нет.

– Значит, я говорил. Что я сказал?

Эма села на кровати, тихонько погладила его плечо. Целая череда монархов, века неприятия правды пролегали между Тибо и его сном. Кто она, чтобы разбивать эту великую цепь забвения?

– Ничего, Тибо. Ты ничего не сказал.

– Нужно будет попытаться снова. Пока я не заговорю.

Эма закрыла глаза.

– Бесполезно. Ты не заговоришь.

Лисандр один сидел возле Блеза, когда ранним утром со стороны койки послышался хрип. Он тут же вскочил со стула, на котором провел всю ночь.

– Господин де Френель?

В ответ раздалось болотное бульканье.

– Вы проснулись?

Жуткий оскал.

– Вы можете открыть глаза?

Веки задрожали, не поднимаясь. В ту же секунду на пороге появился нарядно одетый доктор Плутиш.

– Так-с, как дела у нашего больного?

– Это к вам вопрос, – ответил Лисандр, уступая ему место.

– Ага! Мы проснулись. – Плутиш повторил по слогам, как будто говорил с младенцем: – Про-сну-лись, да? Готовы покушать? По-ку-шать?

Ворчание.

– Доктор, он не двигается.

– Ну разумеется.

– Что значит – разумеется?

– На наш взгляд, он перенес кровоизлияние в мозг и множественные переломы позвонков. Если говорить грубо, как ты привык, он проломил себе череп и сломал шею. Я ждал, когда он проснется, чтобы понять, докуда он парализован. Ноги – однозначно, руки – возможно, туловище и лицо – надо смотреть. Он открывал глаза?

– Нет…

– Дурной знак.

Лисандр сдвинул брови. Парализован! Что станет с Блезом, если он будет прикован к постели? Больше не поймает ни одного лосося, не заглянет в кухню, не поднимется в библиотеку? А их уговор поплавать ночью на лодке? А их геологические, астрономические, археологические исследования? Даже геометрия представлялась теперь невосполнимой потерей, ибо трагедия Блеза была и его трагедией: теперь Лисандра наверняка ждет школа.

– Так, так, так, – сказал Плутиш, меряя крайне учащенный пульс. И повторил, ничего не объясняя: – Так-так.

Тут по простыне внезапно стало расползаться черное пятно. Лисандр отшатнулся.

– Это все переливание, – торжествовал Плутиш.

– Он мочится кровью?

– Ну нет, ну что ты. Просто у него гемолитический шок, как и следовало ожидать. Говоря грубо, твоим языком, он пытается привыкнуть к крови короля.

– Это опасно?

– Часто смертельно, да.

– Смертельно?

– Возможно. – Плутиш помолчал, потом бодро добавил: – Но не обязательно. Так или иначе, что бы там ни думал король, его голубая кровь ничем не лучше крови теленка, которого только отняли от вымени. Ну вот, про волка речь, так волк навстречь.