Это был простой сон. Они со Стефаном гуляли по траве возле крепости. Он ничего не говорил, а лишь улыбался, держал ее за руку и смотрел на нее глазами, полными любви. Колетт чувствовала невероятное облегчение от мысли, что он жив, и все пережитые ею кошмары оказались страшным сном. Она знала, что он настоящий. Такой же настоящий, как и она.

Вместе они смотрели, как птицы парят над зеленой долиной и стеклянной рекой. Когда она в очередной раз повернулась к Стефану, он исчез.

Колетт проснулась в слезах.

Хейзел услышала всхлипы, прибежала в комнату подруги и легла рядом с ней.

– Все в порядке, – успокаивающе сказала она. – Все в порядке.

Но ничего не было в порядке.

«Отпусти этого солдата, – сказала Колетт сама себе. – Совсем скоро он покинет тебя, а Стефан всегда будет рядом, и этого достаточно. Зачем тебе боль нового расставания?»

Она лежала в кровати, вспоминая вечер наедине с Обри. Все, что она ему рассказала, и чем еще не поделилась.

В тот момент она поняла.

Ей не нужны расставания, но ей нужен Обри Эдвардс. Она не может отказаться от короля регтайма, особенно теперь, когда он так близко.

– Вон там, видишь? – прошептал рядовой Пит Йоки.

Джеймс перевел прицел на несколько дюймов в сторону.

– Вижу.

В щели, между двух вражеских насыпей из-за мешков с песком показался шлем.

Язык Джеймса прилип к нёбу. Неужели они собираются убить этого немца?

– Так, давай-ка проверим, – Йоки тихо говорил со своей мишенью, – настоящий ты или нет.

– Настоящий? – прошептал Джеймс. – Что ты имеешь в виду?

– Что ты видишь, Олдридж?

Если бы это был вопрос с подвохом, Джеймс провалил бы тест.

– Это голова.

– Правда? Приглядись получше.

– Шлем, – сказал Джеймс.

– А под ним? Отвечай быстрее, – Пит сглотнул от нетерпения.

– Лицо.

– И что оно делает?

– Ничего.

– В том-то и дело.

У Джеймса не было никакого желания играть в эти игры.

– Это лицо, – сказал он. – Солдат с каштановыми волосами.

– Мне плевать на цвет волос, – сказал Йоки. – Ты когда-нибудь видел человека с таким неподвижным лицом?

Джеймс посмотрел еще раз.

– Он немного двигается.

– Как?

Джеймс мысленно сосчитал до десяти.

– Резко поднимается вверх и вниз. Немного раскачивается из стороны в сторону.

Йоки кивнул.

– О чем это говорит?

Джеймс снова посмотрел в прицел.

– Его лицо не двигается, – сказал он. – Как у статуи.

– Потому что это и есть статуя, – объяснил Йоки. – Чучело. Гипсовая голова в шлеме, прикрученная к штыку. Они хотят, чтобы мы выстрелили.

Джеймс моргнул и протер глаза.

– Чтобы нам досадить?

– Чтобы найти нас. Чтобы изучить угол полета пули. Тогда они направят свою артиллерию прямо сюда. Ба-бах!

Джеймсу было не до шуток, но почти все бывалые солдаты, которых он встречал, вели себя так же, как Йоки. Они, привыкшие к крови и смерти, высмеивали опасность. Может быть, смех был единственным способом пережить этот кошмар.

Йоки потер глаза ладонями. Он был долговязым, костлявым парнем с торчащими ушами, и от его речей у Джейса по спине бежали ледяные мурашки.

Но Пит Йоки не изобрел снайперскую винтовку, а значит, не был виноват в том, что Джеймс ненавидел каждое его слово. Каждый в траншеях выполнял свою работу, и от этого зависело его выживание. Единственным способом закончить войну была победа.

– Стреляй, только когда уверен на все сто процентов, – сказал Пит. – Не стреляй в чучело. Снайпер не может тратить выстрелы впустую: каждая пуля должна сразить цель. Иначе она расскажет врагам, где ты находишься.

Он поднял свою винтовку и посмотрел в прицел. Джеймс тоже наблюдал за линией противника.

Ночью Джеймса и Пита заменила другая пара снайперов, и они проспали гораздо дольше, чем обычно спят в пехоте. Хотя бы один плюс в его новой должности убийцы.

Джеймс запомнил каждый узел колючей проволоки, каждую взрывную воронку в земле, каждый камень и каждую насыпь. Каждый труп. Перед ним развернулась бесцветная, неподвижная пустыня, над которой парили падальщики. Но это затишье было обманчивым: в любой момент их могли атаковать.

Их укрытие было чудом военной изобретательности. Саперы прокопали дополнительный ход из огневой траншеи: подземный лаз, слегка приподнимающийся над поверхностью. По ночам рабочая команда выползала на нейтральную полосу, срезала дерн и использовала его в качестве маскировки, чтобы прикрыть деревянные рамы и спрятать отверстия, через которые стреляли снайперы. На следующее утро немцы не замечали никаких изменений.

– Эй, – сказал Йоки. – Видишь? На триста ярдов назад.

Джеймс увидел что-то похожее на ствол дерева или на серую немецкую форму. Скорее всего, офицер.

– В последнее время они стали слишком активными, – сказал Пит. – Принимают поставки тяжелых боеприпасов. Думаю, они что-то готовят, – он согнул пальцы. – Убрать его?

У Джеймса скрутило желудок. «Не спрашивай меня. Не перекладывай на меня эту ответственность».

Была ли у немца жена? Возлюбленная? Сыновья и дочери? Как сложится их дальнейшая жизнь? Будут ли они оплакивать его? Все зависело от решения Джеймса.

Тяни время.

– Ты сможешь попасть на таком расстоянии? – спросил он.

– Конечно, – Пит приоткрыл рот и прицелился. – Ну так что, стрелять?

«Не спрашивай меня».

– Сам решай, – сказал Джеймс. – Он же у тебя на мушке.

– Это точно, – Йоки нажал на курок.

Конечно, Джеймс не видел, как пуля летела над пустошью, но ему казалось, что он ее чувствует. Конечно, немецкий офицер не знал, что резкий хлопок, звенящий в ушах у Джеймса, станет его похоронным колоколом. Пуля доберется да него раньше, чем звук.

– Я попал, Олдридж? – спросил Йоки.

– Да, – сказал Джеймс. – Точно в цель.

Тем воскресным утром, у Обри выдалось немного свободного времени, и он решил пройти мимо хижины досуга, чтобы хоть одним глазком взглянуть на одну молодую волонтерку христианской организации, но ее нигде не было видно. Обойдя здание в третий раз, он признал поражение и приготовился к долгой дороге в городок Сен-Назер. Обри решил, что хотя бы небольшой, пусть и иллюзорный, глоток свободы пойдет ему на пользу.