Кутельман ходил по инстанциям, настаивал, неловко подсовывал бумаги, краснел, смущался, чертыхался, нервно перебирал руками, кусал губы… дошел до проректора, пообещал взять еще двух аспирантов, племянника проректора и его жену, — разрешили!.. Тема будущей диссертации Ильи звучала приблизительно так: «Методы решения осесимметричных и других пространственных задач теории упругости при помощи аппарата аналитических и обобщенных аналитических функций на примере…»

В Котлотурбинном НИИ, в котором работал Илья, поначалу действительно никаких проблем не возникло, университет и имя Кутельмана было престижно, но потом что-то в умах начальства произошло и — не хотели оформлять Резника в целевую аспирантуру, не хотели, и все!.. Илья развел руками — не судьба, и Кутельману пришлось опять идти к начальству, теперь уже начальству Ильи. Застенчивому Эмке, который прежде никогда ничего не просил — да ему и нечего было просить, — пришлось унижаться дважды, перед своим начальством и перед чужим, доказывать, уговаривать, давить своим научным авторитетом, что было ему еще противней, чем просить… Но — он же обещал Фире.

Фира была счастлива. Всем, и Резникам, и Кутельманам, было понятно: «методы решения» — это дело Кутельмана, а «на примере…» — дело Ильи. Теоретическую часть диссертации и расчеты Кутельман ему подарил, Илье нужно будет всего лишь сделать практическую часть.

За следующий год, первый год аспирантуры, под фамилией Резник вышло сразу несколько статей в престижных изданиях, — Кутельман просто вписал Илью в соавторы.

Стесняясь, Кутельман принес журналы Резникам, постарался незаметно, чтобы Фира не видела, отдать Илье. Фира ведь понимает, что Илья не имеет никакого отношения к этим статьям, что это всего лишь формальность, — для защиты нужны публикации.

Подержав в руках «Вестник АН СССР» со статьей за подписью двух авторов — Э.Д. Кутельман, И.Б. Резник, Фира расцеловала обоих, Илью и его научного руководителя. Кутельману показалось, что этот поцелуй отличался от ее обычного поцелуя, которым она встречала его на пороге своего дома по воскресеньям, и это действительно было так, — Фирино лицо было мокрым. Она плакала. Никто никогда не видел, как она плачет, все думали, она только смеется. Один экземпляр журнала «Вестник АН СССР» Фира поставила на сервант. А второй носила в сумке, когда открывала сумку в магазине или в школе — радовалась.

В этом же году заболела Мария Моисеевна. Болезнь была тяжелая для близких, синдром Альцгеймера. Сначала Фира не могла понять, поверить, — неужели мама и правда не помнит, кормила она Леву или нет, неужели вышла во двор и забыла свой адрес, — она не шутит?.. Фира недоумевала, даже обижалась иногда, они с Ильей не слышали такого — синдром Альцгеймера или, как они вскоре привыкли говорить, Альцгеймер, по-домашнему. Когда маму уже нельзя было оставлять одну, Фира просила присмотреть соседей, кому-то платила, бегала на переменах домой, а в выходные Фаина отпускала их с Ильей в кино. Илья шутил: «Нам пора домой, нас ждет Альцгеймер».

Илья не любил болезней, — болезней никто не любит, но Илья при каждой Фириной просьбе побыть дома с мамой как-то непонимающе смотрел, словно каждый раз вновь замечал — ой, болезнь, и заново изумлялся, что все это, ослабевшая беспамятная Мария Моисеевна, этот чертов Альцгеймер — часть ЕГО жизни. Фира, во всем остальном такая требовательная, от маминой болезни постаралась его оградить. Как учитель Фира понимала — от каждого по способностям, Илью не заставишь и с мамой помогать, и диссертацией заниматься. Пусть спокойно занимается диссертацией. Илья приходил с работы, устало сообщал «Сегодня опять датчики напряжений полетели», и Фира понимающе кивала — а-а, датчики… Она знала — при расчете нагрузки котла нужно измерить напряжение, это и есть эксперимент. Илья читал научную литературу, делал пометки в блокноте, и Фира счастливо порхала по комнате с преисполненным важности лицом, — и Леве говорила: «Тише, папа пишет диссертацию».

В том же году была готова теоретическая часть.

— Фирка, все. Илья уже практически кандидат. Я как научный руководитель свою часть сделал. Остались расчеты, — я сделаю расчеты за пару месяцев, и можно оформлять диссертацию, — сказал Кутельман.

— Правда? — переспросила Фира, не веря своему счастью.

— Конечно правда.

Кутельман солгал. Он не «сделал свою часть как научный руководитель», он полностью написал Илье диссертацию. Сделал для него, как говорили в научных кругах, «рыбу» — черновик. Пожалуй, в данном случае даже не совсем рыбу, рыба — это все-таки набросок, основа, а это был готовый текст, в который, как в упражнении из учебника по русскому языку, Илье нужно вставить подходящие слова. Подходящие слова — результаты расчетов эксперимента. Но Фире об этом знать не нужно, — Фира гордый человек, подаренная диссертация ей ни к чему. Она хочет, чтобы Илья был умный, талантливый, успешный, целеустремленный, вот он и подарит ей такого Илью.

Эксперимент Илья должен вот-вот закончить.

* * *

— Я беременна, — сказала Фира.

— Но как же?.. — нерешительно спросила Фаина, стараясь поймать в Фириных глазах сигнал, что ей делать, поздравлять, сочувствовать?

— У меня уже есть направление на аборт, в следующий вторник в больнице, 25 октября.

Нет, не поздравлять. Но Фира дала понять, что и сочувствовать не нужно.

— Я возьму отгул. Заберу тебя из больницы и побуду с тобой, — предложила Фаина. — …Но все-таки как же это?.. У тебя ведь есть шарики!

Подруги предохранялись одинаково — таблетками аптечного изготовления в форме шариков. Масляный шарик размером с большой леденец нужно было засунуть в себя за десять минут до полового акта. Трудность заключалась в том, что необходимо было отмерить точное время — именно десять минут, не больше и не меньше, в противном случае изготовители не отвечали за результат. Был и еще один неприятный момент — шарик, очутившись внутри, немедленно начинал бурно пениться, пена, как вулканическая лава, выбрасывалась на мужа, и — как завершающий любовный аккорд — приходилось отстирывать от простыни жирные масляные пятна. Но все остальное — презервативы или диафрагмы — было еще хуже. А от гормональных таблеток, как считали обе, у женщин растут усы.

— Шарики? Они закончились, — рассеянно объяснила Фира.

— Закончились, уже? Мы же с тобой вместе покупали, — удивилась Фаина.

— Ну… уже закончились, — улыбнулась Фира и прошептала: — И, кроме того, Илюшка ненавидит шарики. Говорит, что у этой пены жуткий вкус.

— При чем тут вкус?.. Он что, ест шарики? — небрежно пошутила Фаина и вдруг покраснела, догадавшись и не веря своей догадке. — Что?.. Ты хочешь сказать, что он… что вы… что у вас… он что, тебя — туда?! Но это же… негигиенично! — Фаина смущенно оглянулась по сторонам, как будто кто-нибудь мог услышать, о чем они шепчутся. — Это же неприлично, неприлично это делать и говорить об этом неприлично… Зачем ты мне об этом говоришь?!

Фира улыбнулась, — ну прости, прости…

— Но, Фаинка, нам скоро сорок, можем мы с тобой за сорок лет один раз поговорить об ЭТОМ?