Что Анна жертва, должно быть понятно лишь в самом конце. Тогда действительно будет очень впечатляюще.

И в начале радостный, смешливый тон, постепенно переходящий в удивленный и тоскливый.

Я должна показать обычную девчонку.

Положительные свойства Анны

Доброта

Веселость

Готовность дать списать, отдать сладости Не может гадко говорить о вопросах пола Серьезно относится к дружбе очень откровенная

Отрицательные свойства Анны нетерпимость к матери не очень глубокие чувства не придает значения поцелую легкомысленность

Ну, значит, главная черта в характере Анны легкомысленность

Эта ее черта очень близка мне.

Анна хочет не обращать внимания на насмешки и придирки и поэтому закрывается в себе, и я тоже.

«А так как каждый артист должен создавать на сцене образ, а не просто показывать себя зрителю, то перевоплощение становится необходимым» Станиславский.

Это в большой степени ко мне относится, потому что у меня душевное сходство с Анной.

Но если я покажу себя, это будет никому не интересно. Мне надо показать не себя, а именно Анну, не заштриховывая те ее черты, которые мне не свойственны.

Станиславский подчеркивал, что «характерность — не внешняя сторона», но мне хочется все-таки на нее походить внешне, я ведь не артистка и, по-моему, тогда больше вживусь в образ. Можно сделать такую же прическу, как у нее на фотографии.

«Самой главной бедой в актерской игре является обозначение чувств вместо подлинного их наличия» Товстоногов.

Это особенно страшно для меня, ведь если я не увлеку зал, то надо мной просто будут смеяться.

Каморная все время твердит, что надо думать, о чем говоришь, а не увлекаться красотой голоса. А я хочу говорить красиво!

Хотя абсолютно верно. Я не должна быть «вдохновенным докладчиком своей роли» (Станиславский или еще кто-то, не помню).

Страшно — вдруг не получится?

«Ежели бессчастия бояться, то и счастья не будет»

Петр Первый.

* * *

Удалось ли Тане поставить на школьной сцене «Дневник Анны Франк»?.. Нет. «Дневник Анны Франк» был арестован Фаиной, и со школьной сцены не прозвучало: «Я до сих пор не могу понять — ЗА ЧТО МЕНЯ УБИЛИ?»

Таня стала задумываться, много писала, родители обеспокоились, спросили — о чем ты думаешь, что пишешь? Таня охотно показала им свою написанную до середины инсценировку, и отец запретил ей продолжать.

— Нет, — сказал Кутельман, сгибая пополам Танину тетрадку.

— Что, так плохо? Но я могу все переделать… — пробормотала Таня.

— Не надо переделывать.

— Что, ТАК плохо?.. — задохнулась Таня.

— М-м… нет. Я даже в некоторых местах растрогался… но…

Профессор Кутельман переглянулся с женой.

— Зачем подчеркивать все национальное? — сказала Фаина. — Мы прежде всего культурные люди, а наша культура русская. Разве Пастернак еврей? Он русский поэт. Он отказался войти в Антифашистский Еврейский комитет, сказал, что его отношение к фашизму не исчерпывается его еврейским происхождением… Пастернак прежде всего русский интеллигент.

Фаине хотелось считать себя русским интеллигентом, как Пастернаку, и «все национальное» казалось ей мелким, местечковым.

Профессор Кутельман объяснил дочери — еврейская тема слишком щекотливая. «Дневник Анны Франк» был издан, но — вот такая двойственность — можно было издать «Дневник», но нельзя ставить на школьной сцене, можно говорить об Освенциме, но нельзя об уничтожении евреев на Украине…

— Все, Таня, разговор окончен.

Таня повертела в руках потрепанную книжку.

— Но ее же убили… Я не хотела быть еврейкой, а теперь я хочу… Я ХОЧУ быть еврейкой, раз ее убили!

— Ты можешь быть еврейкой назло своей матери-антисемитке, — улыбнулся Кутельман, — но ты не должна выпячивать свое «хочу» в ущерб другим людям. Слово «еврей» не должно звучать со сцены. Тетя Фира — завуч, ваш классный руководитель, и она еврейка. Ты понимаешь? У нее могут быть неприятности. Ты хочешь, чтобы к ней начали придираться, вынудили уволиться?

Таня стояла красная, прижимая тетрадь к груди, — она не хотела неприятностей тете Фире!

Она была так напугана и обескуражена, что не удивилась, если бы отец велел ей закопать свою тетрадку во дворе под кустом. Или съесть.

Кроме ужаса перед возможными тети-Фириными неприятностями, кроме неловкости за неуместный интерес к «национальному», Тане было стыдно — она настолько плохо написала, что мама нисколько, ни одним словом ее не похвалила. У мамы на лице было то же выражение, с которым она говорила ей «ты, конечно, далеко не красавица», выражение снисходительного дружеского подбадривания. Что, неужели ТАК плохо?..

Этот разговор, обидный и не до конца понятный, вылился в разговор ДО КОНЦА ПОНЯТНЫЙ, — как всегда, об учебе.

— Человек должен выполнять свои прямые обязанности… Дай мне «Дневник Анны Франк» и не думай больше об этом… — сказала Фаина. — Твои обязанности — это учеба и музыкальная школа, а ты… Помнишь, что произошло в декабре? А ты ВСПОМНИ.

Обычно в музыкальной школе к Новому году устраивали концерт, на котором играли лучшие ученики, а в последний раз, два месяца назад, в конце декабря, для развлечения родителей решили провести концерт как конкурс. Танин учитель в музыкальной школе советовался с Фаиной, дать ли Тане сыграть концерт Баха, — этот концерт много выше ее возможностей. Фаина сказала — конечно, дать, пусть будет трудно, пусть учится работать. На конкурсе Таня заняла второе место. Учителя отметили, что она потеряла в музыкальности, играла невыразительно, так как была поглощена техническими трудностями, но технически — ритм, темп и чистота звучания — сыграла очень хорошо. Таня заняла второе место, и Фаина сказала ей — ты нас опозорила.

— Ты вспомни, — сказала Фаина.

— Она помнит, не начинай… — нахмурился Кутельман. Музыка как математика, в ней есть первые и все остальные. Таня не талантливая скрипачка, у нее хороший слух, но нет божьей искры. Но Фаина никак не может смириться с тем, что их дочь — это ОСТАЛЬНЫЕ.

Тане не удалось исполнить свою миссию — чтобы во всем мире исчезла национальная рознь.

Может показаться, что Таня слишком взрослая для своих одиннадцати лет, что таких взрослых одиннадцатилетних девочек не бывает. Но это ее подлинный дневник.

Может также показаться, что в одиннадцать лет она гораздо взрослей, чем в сорок. Но и так бывает — человек рано взрослеет и чрезвычайно серьезно относится к миру и уважительно к себе, а потом, с годами, становится все шаловливей и шаловливей. И уже не так серьезно относится к миру и не так уважительно к себе.