опыты, предполагавшие существование темной стороны как в человеческом разуме, так и в реальности, его окружающей.

– Гипноз тоже входил в число методов парапсихологических исследований, – напомнила Майя Сало.

Пьетро Джербер вынужден был признать, что даже его любимый Карл Густав Юнг исследовал возможности транса, привлекая к своим опытам пятнадцатилетнюю кузину-медиума. Да он и сам принес в этот дом колоду карт Зенера.

– Долгое время гипнотизеров чуть ли не обвиняли в шарлатанстве, – продолжала девушка. – Вы избавились от этого клейма только потому, что в какой-то момент решили пойти своим путем, отрицая всякую связь с парапсихологией.

– Я не собираюсь обсуждать с тобой эти темы, – решительно объявил Джербер. – Я хочу знать, шпионила ли ты за мной, когда я проводил сеансы с Эвой.

– Оставим это для синьоры Ваннини, – вспылила Майя. – Я знаю только то, что ты мне рассказывал. Я никогда ни о чем тебя не спрашивала, ты сам решал, чем со мной поделиться, и я этим довольствовалась.

– Верится с трудом, – рассмеялся он.

– Думаешь, я не заметила карту памяти среди осколков хрустального шара?

Снаружи прогремел гром. Джербер не знал, что ответить.

– Вот почему на следующий день я соврала, сказав, что Эва внушает мне страх… Разве я стала спрашивать, зачем ты поставил видеокамеру или что было на той записи?

– Нет, не стала, – вынужден был признать он, но тут же спросил: – Ты ведь не просматривала ее?

– По-твоему, я взяла карту, просмотрела запись, а потом положила на место? – обиделась Майя.

Он вспомнил, что в тот его приезд Майя была вне себя, поскольку Эва упорно отрицала, что ночью разбила стеклянный шар. Реакция девушки, на его взгляд, была спонтанной.

– Девочка сказала правду, – объявил он и рассказал, что увидел на записи. – Дверь была закрыта, Эва спала, а стеклянный шар сам рухнул с полки.

Майя пристально поглядела на него:

– Я тоже так думаю.

– Но ты все равно ее наказала.

– Субъект должен по-прежнему считать, что мы ему не верим, только так мы сможем оценивать его реакции.

Девочка вдруг превратилась в «субъект», и Майя заговорила отвлеченно, как исследователь.

– То, как разбился стеклянный шар, – загадка, которую мне не разрешить, – признался Джербер.

Если все синхроничности могли происходить из рассказа Эвы в сочетании с тем, что сам терапевт был предрасположен к внушению, то этот эпизод никакому объяснению не поддавался.

После такого признания Майя взглянула Джерберу в лицо, стараясь понять его намерения:

– Ты это сказал потому, что снова мне доверяешь?

Он не стал отрицать, но и соглашаться не спешил.

– Похоже, настал момент рассказать тебе историю Дзено.

Он попытался обобщить события последних дней, вернувшись на двадцать пять лет назад и стараясь ничего не упустить.

– Ты пережил опыт предсмертия, – заметила девушка, услышав о том, как он упал с балкона в Порто-Эрколе и его сердце остановилось почти на полминуты.

– Я бы не стал так это определять, – возразил Джербер. – Ведь из этих тридцати секунд я помню только тьму, – уточнил он.

Но для Майи это была важная деталь.

– Как думаешь, если бы это не случилось за пару недель до исчезновения твоего маленького друга, ты бы по-другому описывал пережитый опыт?

– Конечно, ведь я не сломал бы ногу и тоже принял участие в игре, во время которой Дзено исчез без следа.

– Я не это имела в виду, – уточнила Майя. – Я хочу сказать, что без опыта соприкосновения со смертью ты бы не был сегодня столь чувствителен к сигналам из потустороннего мира.

– Я не видел никакого потустороннего мира, – возразил психолог.

– Тот факт, что ты пересек границу, пусть на самое короткое время, уже выделяет тебя из всех человеческих существ.

– Мозговая деятельность не прекратилась окончательно, так что это нельзя определенно назвать смертью, – заметил он и стал размышлять вслух: – Но в самом деле, не будь того эпизода, я не допустил бы ни малейшей возможности прислушаться к истории Эвы. – Я сразу отмел бы все сомнения, подумал Джербер. И занимался бы этим случаем более трезво и отстраненно.

Тьма отвергла меня, но потом забрала Дзено. Джербер вспомнил, как долго он пребывал в убеждении, что все именно так. Quid pro quo.

– Рассказывай дальше, – поторопила его Майя.

Изложение событий закончилось, равно как и дождь за окном, полчаса спустя, эпизодом, услышанным во время последнего сеанса, когда синьор в очках забрал воображаемого друга Эвы с летнего карнавала и отвез неизвестно куда.

– Он был одет принцессой…

– Да, – подтвердил Джербер. – Двое проходимцев нарядили его в карнавальный костюм и оставили в толпе.

– А теперь он не помнит своего имени и злится, если кто-то продолжает спрашивать, – задумчиво проговорила девушка.

– Удобно, правда? Эта часть истории наиболее уязвима.

– Я не об этом… Я думаю, что ребенок-призрак, теряющий память, – самая грустная история из всех, какие я когда-либо слышала.

Джербер застыл.

– Стало быть, ты ей веришь… Ты, как и ее мать, думаешь, что Эва – особенная.

– Я не должна ей верить. Я должна ее изучать, – возразила Майя, вновь прикрываясь своим научным подходом к предмету.

– Но ты наверняка уже составила какое-то представление.

– Эва может быть мостом.

– Мостом?

– Она может связывать нас с чем-то неизведанным.

– И где доказательства?

– Ты говорил, что видел покраснение на коже, когда воображаемый друг причинил ей боль…

– Разум имеет власть над телом, – возразил психолог. – Я уже видел, как такое происходит с другими маленькими пациентами.

– Таким же образом? – скептически осведомилась Майя.

– Не совсем, – признался он. – Такое я наблюдал впервые.

Девушка взяла его за руки.

– Я верю, что нас окружают запертые двери. Вот только наш мозг отвергает знаки и предостережения. Ведь мы обитаем в мире материи и энергии и не знаем, как иначе его рассматривать… Но если мы откроем дверь и позволим нашему разуму видеть, эта дверь уже не закроется никогда.

Майя едва закончила фразу. Что-то заставило ее обернуться.

– В чем дело? – спросил Джербер: он ничего не заметил.

Сделав ему знак прислушаться, она показала на темный коридор за их спинами, который терялся в череде зал и гостиных с запертыми окнами.

Хрустальный звон снова вклинился в пустоту, которую оставила после себя отгремевшая гроза.

Там, в темноте, прячется Эва, испугался Джербер. Если девочка слышала каждое их слово, это нанесет ей непоправимый вред. Он обругал себя за неосторожность.

– Эва у себя в комнате, – прошептала девушка, угадав его мысли. Потом двинулась по направлению к звуку.

Джербер пошел следом.

Переступив порог первой же комнаты, они столкнулись с синьорой Ваннини. Домоправительница стояла неподвижно, сжимая в руках корзину с выстиранным бельем. Из-за перезвона дикобразов на