Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И прости, что так поздно сообщил тебе, – добавил Дзанусси, оправдываясь. – Я так всполошился, что не мог заснуть до зари, а потом отрубился напрочь. Но, как только проснулся, сразу написал тебе эсэмэс.
– Так что же стряслось? – спросил Джербер, сразу приступая к делу.
Пьетро Дзанусси усадил его на стул перед письменным столом.
– Похоже, твоя идея сработала. – Он указал на монитор компьютера, где была уже открыта страница сайта, посвященного Дзено, с перечнем лиц, видевших мальчика. – Когда мы добавили карнавал, проходивший двадцать пять лет назад, что-то сдвинулось с места. – Он был взволнован, даже потрясен случившимся.
– Молчун оставил послание на автоответчике? – Джербер был уверен, что новость пришла по телефону.
– На этот раз он сделал гораздо больше, – ответил Дзанусси. Он отошел от стола, уселся на кровать, положив руки на колени, ссутулившись и устремив взгляд в пустоту. – Ночью в магазине сработала сигнализация. Такое бывает, если отключают электричество.
На город, вспомнил Джербер, обрушилась такая сильная гроза, что он и сам глаз не мог сомкнуть.
– Хоть я и знал, что волноваться незачем, все-таки спустился проверить. Но, поскольку сигнал автоматически поступает в частное охранное предприятие, пришлось дожидаться ночного дежурного, потом писать заявление о том, что имела место ложная тревога… Все вместе заняло по меньшей мере полчаса.
Психолог понял, что Пьетро Дзанусси понесло. Оставалось надеяться, что невнятный поток информации истощится и приятель перейдет к делу.
– Когда я поднялся в квартиру, входная дверь была открыта.
– Ты уверен?
Дзанусси кивнул.
– На косяке я видел следы, дверь взломали отверткой или другим заостренным инструментом.
Вот что так его потрясло, подумал Джербер.
– А еще остались мокрые следы на полу, – продолжал Дзанусси, указывая на отпечатки: те еще были заметны, хотя дождевая вода и высохла.
– Почему ты решил, что это не был вор?
– Это не был вор, – с полной уверенностью подтвердил Дзанусси. – Он ничего не взял, я проверил.
– Так-таки ничего? – переспросил психолог с некоторым скептицизмом.
– Кошелек лежал на тумбочке. – Дзанусси показал где: тот так и лежал на своем месте. – Там было сто евро, он их не тронул. И на папины золотые часы не польстился.
Старый «лонжин» на кожаном ремешке лежал на коленях маленькой гипсовой Мадонны.
– Хотя у него было полно времени, чтобы осмотреться, открыть ящики, порыться в вещах, – гнул свое Дзанусси.
– И ничего не пропало? – Джербер по-прежнему не верил до конца в эту историю.
– Тот, кто вошел сюда ночью, только хотел предупредить.
Если входил кто-то, замешанный в исчезновении Дзено, странно, что он не просмотрел лежащие на письменном столе папки, в которых Пьетро Дзанусси хранил материалы по делу пропавшего брата. Непрошеный гость наверняка видел на стене карту Арджентарио с флажками, отмечающими зоны поиска: возможно ли, чтобы он устоял перед искушением разузнать, не появились ли в деле какие-то факты, его касающиеся?
Пьетро Дзанусси мог ошибаться. В конце концов, у него были все признаки субъекта, подверженного паранойе. Он одинок, одержим тем, что случилось двадцать пять лет назад, полон злости. Но Джербера сейчас волновала другая проблема.
Если старый приятель прав, какой вывод для него лично следует из этого эпизода? Что Эва, описывая приключения Дзено во время летнего карнавала, говорила правду? Или что было достаточно добавить фиктивное показание к перечню на сайте интернета, чтобы пробудить чей-то интерес?
Хотя мысль о призраке все еще носилась в воздухе, гипотеза о реальном похитителе становилась все конкретнее. Десятилетняя девочка, подумал Джербер, невольно привела в действие механизм, застопорившийся двадцать пять лет назад.
– Как прошла игра в свечечки? – спросил Пьетро Дзанусси, которого Джербер посвятил в план собрать старых друзей в Порто-Эрколе.
Тот огорченно покачал головой, не уточняя, что задумка провалилась из-за слабой памяти кузена Ишио, несговорчивости Данте, упрямства Этторе, нетерпимости Карлетто, вызывающего поведения Деборы и безответственности Джованноне.
– Жаль, – отметил старший брат Дзено.
Они немного помолчали, потом приятель вдруг будто очнулся.
– И вот еще что, – сказал он. – Чуть не забыл…
Джербер увидел, как он берет отцовский «лонжин» с колен Мадонны.
– Каждый вечер перед сном я завожу часы. Сегодня утром хотел надеть их на руку, но сразу заметил странную вещь. – Он показал Джерберу циферблат, чтобы тот убедился сам.
– Часы остановились в три часа двадцать три минуты.
– Следующих суток, – уточнил Дзанусси, показывая на маленький кружок, где обозначалась дата.
– Может быть, ты вчера вечером неверно установил дату и время?
– Исключено, – заверил он. – Кто-то намеренно изменил день и час.
Можно было найти тысячу объяснений этой небольшой аномалии. Но без какой-то особой причины Джерберу пришли на ум слова, сказанные Эвой перед последним сеансом.
Эти две фразы девочка произнесла от лица воображаемого друга.
…Он говорит, что осталось мало времени. Он говорит, что скоро все кончится…
Стрелки указывали на будущее, что пробудило в Джербере иррациональный страх. Он почувствовал, что должен срочно вернуться в имение близ Сан-Джиминьяно и выслушать конец истории о синьоре в очках.
32
Он снова оказался в имении чуть позже четырех часов дня. Когда он поднялся в комнату Эвы, девочка рисовала, одетая все в то же абсурдное платье принцессы. Перед ней лежал еще один портрет Джербера. На этот раз черты проступили резче, словно он в единый миг постарел на двадцать лет. Может быть, он и в самом деле сейчас так выглядит, после треволнений и бессонных ночей, спросил себя психолог.
– Я проснулась, а тебя нет, – пожаловалась маленькая пациентка, ведь в конце последнего сеанса она крепко заснула, как и герой истории, которую она рассказывала под гипнозом, а доктор ее не разбудил.
– Ты так хорошо спала, я не хотел тебя беспокоить, – соврал тот.
Девочка взглянула на него с обидой: не поверила в байку.
Джербер вдруг почувствовал себя виноватым.
– Ты тоже меня покинешь, да? – спросила Эва, снова уставившись на рисунок.
Доктор подошел к ней.
– Нет, не покину, – пообещал он. На этот раз искренне.
– Я злая? – спросила девочка еле слышно.
– Ты не злая.
– Но ты все равно боишься меня.
Он не знал, что ответить. И сказал:
– Твой дружок пугает меня.
Эва глубоко вздохнула:
– Иногда я тоже его боюсь…
– Я не хочу, чтобы он причинял тебе боль, понимаешь?
– Он злой, потому что грустный.
Лучше не скажешь, подумал Джербер. И осознал: если сделать так, чтобы воображаемый друг перестал грустить, это поможет и Эве.
– Сейчас мы продолжим с того места, где прервались. Хорошо?
Девочка снова повернулась к тому