Не очень складно, но, думаю, сойдет. Цветочница бросает в мою сторону нетерпеливые взгляды, ожидая, когда я закончу свою писанину. Я раскладываю карточки по конвертам и отдаю ей.

Не говоря ни слова, она протягивает мне счет, но, пока я расплачиваюсь, на губах ее играет язвительная улыбка. Вижу, что ты совершенно безнравственный тип, говорит эта улыбка. Я вынуждена тебя обслуживать, но не думай, что я тебя одобряю.

— Постараюсь не перепутать карточки, — изрекает она.

— Уж, пожалуйста, постарайтесь, — киваю я.

Я на нее не в претензии, потому что она права. Я действительно совершенно безнравственный тип. И не заслуживаю прощения.

Лори

— В твоей жизни есть другой мужчина? Скажи мне, кто прислал тебе цветы, и я вызову его на дуэль!

Оскар только что пришел с работы. Первое, что он заметил, войдя в гостиную, — букет пионов, стоящий на столе в вазе. Когда мне доставили эти цветы, поначалу я думала их выбросить. Я же знала, Оскар непременно спросит, кто их прислал. А лгать у меня нет ни малейшего желания. Но потом мне стало жалко цветы. Они такие красивые. Они заслуживают того, чтобы их поставили в вазу и любовались ими. Цветы не виноваты в том, что их прислал Джек О’Мара. На шутливый вопрос Оскара я отвечаю улыбкой. Понятно, что мифический соперник его ни капельки не беспокоит. То ли он неколебимо уверен в прочности наших отношений, то ли слишком оптимистично настроен и не ждет от жизни никаких неприятных подвохов. Хотя, окажись у него дуэльный пистолет, я бы ничуть не удивилась.

— Цветы прислал Джек, — говорю я, касаясь своего кулона в форме морской звезды. Цепочку я отдала в починку, ни словом не обмолвившись Оскару.

Сказать, что Оскар нахмурился, — явное преувеличение. Но меж бровей у него залегает тонкая морщинка, а во взгляде светится вопрос.

— Несколько дней назад мы с ним немного поссорились, — объясняю я.

Я долго ломала голову над тем, стоит ли рассказывать что-нибудь Оскару.

Пыталась уяснить, является ли неполная информация правдой, а частичное умолчание — ложью. Наверное, надо было выложить все без утайки.

Мы идем в кухню, Оскар садится за стол, я наливаю нам обоим по бокалу красного вина. С этого маленького ритуала начинается каждый наш вечер, если только Оскар не обедает с клиентами. Знаю, что становлюсь похожа на классическую домохозяйку. Но Оскар обычно приходит домой так поздно, что я успеваю приготовить обед и открыть вино. В конце концов, я живу здесь совершенно бесплатно, значит должна приносить хоть какую-то пользу. И, честно говоря, игра в домохозяйку мне нравится. Пока что Оскар не просит греть ему домашние туфли и набивать трубку, а против возни на кухне я не возражаю. Выяснилось, что нарезать овощи — отличный способ расслабиться после трудного дня. Не думайте, что все вопросы, на которые мне приходится отвечать, касаются критических дней и платьев для школьной вечеринки. Сегодня, например, я получила письмо от пятнадцатилетнего мальчишки, страдающего булимией, и несколько часов лазила по Интернету, пытаясь выяснить, как бороться с этой хренью. Боюсь, я мало чем смогла ему помочь. Иногда меня охватывает чувство полной беспомощности.

— И что же вы с Джеком не поделили? — отпивая из своего бокала, спрашивает Оскар.

— Сара просила меня поговорить с ним, — вздыхаю я. — Она очень за него беспокоится. В последнее время он занят исключительно саморазрушением. Ничего не делает и злится на весь мир. Сара надеялась, что я смогу на него повлиять. И похоже, переоценила мои возможности.

Я тараторю неестественно быстро, словно ребенок, который торопится прочесть заученный стишок и убежать со сцены. Удивительно все-таки, с тех пор как я узнала Джека О’Мара, я превратилась в завзятую лгунью, вернее, я не лгу, но скрываю правду.

Оскар потягивает вино из бокала, а я достаю из духовки тушеное мясо.

— Ему было бы неплохо сменить обстановку, — произносит он спокойным, невозмутимым голосом.

— Да, поехать куда-нибудь на несколько дней, — киваю я.

Оскар ослабляет узел галстука и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки.

— Думаю, тут несколькими днями не отделаешься, — продолжает он. — По-моему, ему стоит перебраться в другой город. И там начать все сначала.

Ведь радиостанции есть везде.

Интересно, как называется множество летучих мышей? Стадо? Стая? В общем, скопление. Это самое скопление летучих мышей теснится у меня в груди, они висят вниз головами, уцепившись когтями за мои кости. Как только разговор зашел об отъезде Джека, они зашипели и расправили свои перепончатые крылья, и меня сразу затошнило. Если Джек действительно уедет из Лондона, принесет ли это ему хоть какую-то пользу? И куда он поедет? С Сарой или один? При мысли о возможной разлуке сердце мое сжимается, и я делаю большой глоток вина.

— Сара вряд ли захочет уехать из Лондона. — Я достаю из шкафа тарелки. — Она очень дорожит своей работой на телевидении.

Оскар внимательно смотрит на меня:

— Ей совершенно ни к чему уезжать. Будет встречаться с ним по выходным. Слава богу, поезда в Англии ходят без перебоев.

Оскар ни разу не позволил себе плохо отозваться о Джеке, но я чувствую: сейчас он с трудом удерживается от какой-нибудь колкости по его адресу. Знаю, что поезда ходят без перебоев. Знаю, что Сара и Джек могут жить в разных городах и встречаться по выходным. Но подобная перспектива меня не устраивает.

— Да, неплохая идея, — отвечаю я, надеясь, что никому из них она не придет в голову.

Но может, я слишком эгоистична? Может, Джеку действительно стоит уехать, потому что с Лондоном у него связано слишком много неприятных воспоминаний — авария, увольнение. Похоже, я теперь тоже отношусь для него к числу неприятных воспоминаний. Наша дружба дала глубокую трещину, и не думаю, что когда-нибудь она сможет зарасти. Но мы оба по-прежнему любим Сару, и это нас объединяет. Оскар молчит, воздерживаясь от дальнейших комментариев. В воздухе висит наряженная атмосфера, непривычная для наших совместных вечеров.

— Как прошел день? — спрашиваю я, решив сменить тему.

— Напряженно и шумно, — вздыхает он. — Питер еще не вернулся, и мне приходится выполнять его обязанности.

Не уверена, что банковское дело — это истинное призвание Оскара. Порой мне кажется, он совершает над собой насилие, посвящая свою жизнь всем этим вкладам, займам и прочей тягомотине. Но может, я недооцениваю его удивительной способности органично существовать в любых обстоятельствах? Стоит ему утром надеть красные подтяжки, и он становится другим человеком. Но какой же он, настоящий Оскар? Мой тайский возлюбленный, загорелый и босоногий, или банковский служащий в накрахмаленной рубашке? Если бы меня спросили год назад, я без раздумий дала бы первый вариант ответа. Но сейчас я вижу: несмотря ни на что, он получает удовольствие от своей работы. Он уходит рано, возвращается поздно и, заключив какую-нибудь выгодную сделку, светится от радости. А что будет через пять лет? Через десять? Не исключено, мир финансовых операций и белых воротничков поглотит моего Робинзона Крузо без остатка. Надеюсь, так не произойдет. Это будет печально не только для меня, но и для него. В первую очередь для него.