его голову, чтобы посмотреть, нет ли раны на затылке. Так и есть! Прямо у нее на глазах росла здоровенная шишка, а из ссадины сочилась кровь. Не теряя присутствия духа, Феба побежала в свою каюту, чтобы найти кусок полотна и сделать повязку. С порога она крикнула подруге:

— Слушай-ка, Филлис, кажется, все позади! Эта сволочь убралась! Там теперь море крови и куча мертвецов, но ты пока что не бери это в голову! Скажи, у нас найдется чистая льняная тряпка? Ах, черт, какая я дура! У нас же все стибрили!

— Да, да, стибрили.

— Черт побери! Знаешь, отдери лоскут от моего подола. Жалко, конечно, но на безрыбье и рак рыба. Да и кто его знает, попадем ли мы еще в Новый Свет!.. Так, так… давай дальше… Есть! Жди меня здесь, Филлис, и ничего не бойся! Я скоренько вернусь! Феба мигом будет обратно, слышишь?

На палубе Феба перевязала кирургику голову и как раз собиралась уложить его, бессознательного, обратно, когда начался кромешный ад. Взрывной волной ее пронесло по палубе, как штормовым ветром листок, и она влетела в открытую дверь каюты аж до задней стенки, где в углу сжалась Филлис. Феба врезалась в подругу, которая тоненько взвизгнула, но она этого уже не услышала — потеряла сознание. Лишь несколько минут спустя перепуганной Филлис удалось вернуть ее к действительности.

Еще не вполне придя в себя, Феба теперь сидела на полу, широко расставив ноги.

— Клянусь костями моей матери, челнок идет ко дну, — слабо вымолвила она. — Не замечаешь, Филлис? Похоже, мы тонем.

Филлис ничего не ответила.

— Эй, Филлис, смотри-ка, все больше и больше! Держись за меня, а то соскользнешь!

Феба ухватилась за ручку деревянной скамьи, крепко вмонтированную в стену, и подтянулась. В новой перспективе каюта выглядела как в дурном сне. Крен «Галанта» был уже настолько силен, что можно было почти спокойно стоять на той стене, которая выходила на палубу. Дверь казалась на ней ковриком. «Надо давать деру отсюда!» — пронеслось в голове у Фебы. Ей вспомнилось, как в Плимуте обходились с нежеланными новорожденными котятами: их просто совали в мешок, крепко завязывали его и топили. Вот на этих несчастных животных они с Филлис и были сейчас похожи. Напряженно следя за тем, чтобы не соскользнуть, Феба стала осторожно двигаться по наклонной к двери, таща за собой ухватившуюся за нее подругу. Зацепилась рукой за дверную коробку, другой нащупала лестницу, ведущую на командную палубу. Ступень за ступенью обе начали карабкаться на самую верхнюю палубу. Здесь царил не меньший хаос. Обломанный конец бизань-мачты косо торчал над ними, обвисший латинский парус свисал через поручни на правый борт, а весь стоячий такелаж разметался по палубе.

— Выглядит как паутина, — трезво рассудила Феба. — За нее можно держаться. Давай, Филлис. Еще чуть-чуть! До кормового фонаря и флага. Выше некуда. А если уж потонем, так хоть под конец!

Добравшись до флагштока, они налегли на фальшборт по правую и левую стороны от него — так было легче держаться на ногах. Обе настолько вымотались, что даже острый язычок Фебы на время унялся. Вскоре он снова принялся за работу:

— Что ты сказала, Филлис? Эй, Филлис, ты что-то сказала или нет?

Филлис покачала головой.

— Умора! Могу поклясться, что я слышала, как кто-то что-то сказал! Только вот где? — Она протиснулась еще дальше вперед и крикнула: — Эй, есть там кто?

И, к ее безграничному удивлению, ей ответил не кто иной, как Магистр:

— Да, драгоценная, это мы. Штурман О’Могрейн и ваш покорный слуга. Мы находимся под вами, или, лучше сказать, перед вами, на кормовой галерее. Если бы между нами не было перекрытия, мы могли бы видеть друг друга. Ну что ж, слышать вас — уже большая радость.

— А я так просто обалдела… Думала, примерещилось!

Палубный матрос Амброзиус насилу избежал смерти. В противоположность большинству матросов «Галанта» в момент нападения он находился не на верхней палубе, а на батарейной, где еще с тремя матросами помогал плотнику Джошуа Брайду чинить крышку одного из орудийных люков. Вокруг себя они разложили тяжелые доски и новые, только что смазанные шарниры. Выполнить эту работу стало уже насущной необходимостью вопреки протестам скряги Стаута, который переживал за расход дорогого сырья. Но крышка уже была вся, как сыр, в дырках и в шторм и качку могла представлять опасность. Джошуа Брайд дал каждому из помощников отдельное задание, а к нему соответствующий инструмент. Амброзиусу выпало подготовить отверстия для шарниров, и он вооружился двухфутовым буравом. Другие работали ножовками, стамесками, плотницкими топорами и скобелями. Когда на них хлынула целая куча пиратов, размахивающих ножами и шпагами, они глазам своим не поверили. Но это был не дурной сон, а жестокая реальность. Амброзиус видел, как один из его товарищей был с легкостью заколот тут же, на месте. Страшное, умышленное убийство! На Амброзиуса накатила волна бешеной ярости.

— Господи, прости им, ибо не ведают, что творят, и прости мне, ибо и я ведаю не больше! Амен! — заревел он зычным голосом и ручкой своего бурава раскроил первому нападавшему лицо. Второму он просверлил чудную дырку в шкуре, а третьему… Третьего он не видел, тот подкрался сзади и, поскольку при первых ударах его шпага сломалась, схватил деревянную колотушку и опустил ее на голову воинствующего монаха. Амброзиус был мужчиной не из слабых и в расцвете лет, но такой удар даже для него оказался слишком сильным. Он рухнул на палубный настил, как подрубленное дерево, увлекая за собой Брайда, который к тому же виском сильно ударился о бронзовое дуло шестифунтовки. И рукопашный бой над их телами, на счастье монаха и плотника, проходил уже без них, иначе их могла бы постигнуть та же участь, что и молодого матроса Гидеона, который был безжалостно убит.

Двух оставшихся помощников, Фрегглза и Бентри, ждал бы такой же конец, если бы судьба не уберегла их: с верхней палубы низвергнулись другие пираты и с криками «Золото!», «Золото!» увлекли за собой нападавших.

А потом взлетела на воздух крюйт-камера, и события на батарейной палубе стремительно понеслись дальше. Удар тупого шпангоута пришелся Амброзиусу по крестцу, что сразу привело его в чувство, хотя несколько в высшей степени неприятных мгновений он жадно хватал ртом воздух. Однако на жалость к самому себе времени не было, потому что «Галант» уже опасно накренился и ледяная морская вода хлынула через брешь в бортовой стене. Две-три бронзовые пушки сорвались и с неимоверным грохотом покатились в глубину, пробивая внутренние переборки