Они понеслись сквозь темноту, сквозь подступающий вой и скрежет, кое-как отбиваясь и судорожно цепляясь за седла. По лицам хлестали какие-то ветки, свистел ветер, небо вертелось в безумной пляске, чья-то могучая рука словно комкала созвездия, постепенно придавая им знакомые очертания.

И нежданно все кончилось.

Кони остановились так резко, что король больно врезался в луку. Они стояли на старом гномьем тракте, неподалеку от того места, где свернули в поле, вокруг перетекала теплая весенняя ночь, подмигивали звезды, стрекотали сверчки…

Сидящий впереди всадник по-прежнему упрямо сжимал поводья и хрипел, понемногу заваливаясь набок. Едва различимый в темноте драный серый плащ выдавал Эйви-Эйви.

И нелепой игрушкой, глупой шуткой выглядел торчавший под правой лопаткой нож.

Один из метательных ножей Санди.

Быстрее молнии король соскочил на землю и успел поймать падающего проводника.

— Костер! — заорал он остолбеневшему шуту. — Вари свои листья, живо!

— Не тратьте листья, — закашлялся кровью Эйви-Эйви, морщась от нестерпимой боли. — Не поможет…

— Ничего, это хорошая травка! Лучше молчи. — Король оттащил его на пригорок, устраивая на левом боку. — Давай, Санди, не стой истуканом! Пошевеливайся, во имя Светлых Богов!

— Хорошая, — согласился проводник, выталкивая слова между рывками рваного дыхания. — Но медленная… Раньше умру, не успеет она. В сумке… трава Факиэр… длинные… тонкие листья. Один… мне жевать. Горсть… варить, как и… Алисту… Кровь затворяет…

— Ладно, сделаем. Санди, ты все слышал? Что ты возишься, горе мое! Траву старую рви! Да вон ветки какие-то, правее смотри!

— Тряпок почище… Побольше… Рану заткнуть…

— Молчи, неугомонный, а то рот заткну! — пригрозил король, пытаясь одной рукой снять седло со своей лошади и путаясь в сбруе.

— Ох дети, дети, — то ли печально, то ли насмешливо прошептал Эй-Эй. — Вот уж не гадал… подохнуть столь… глупой смертью. Хоть и пророчили: убьет тот… кому подарю новую жизнь… Смешно… Рот не заткнешь… Дышать не смогу.

Денхольм плюнул в сердцах, оставляя проводника и берясь обеими руками за тугую пряжку. Стащил седло, пачкаясь кровью с лошадиных искусанных боков, подложил Эйви-Эйви под спину.

— Там в сумке мазь еще… потом рану смазать… Если кровь остановите…

Король сердито прикрикнул на него и сунул упрямцу в рот листья Факиэра. Эйви-Эйви наконец замолчал и принялся сосредоточенно жевать, морщась и постанывая.

Санди все же ухитрился разжечь костер и приготовить отвар, между делом разодрав в клочья свою рубаху — на тряпки. Одним безжалостным рывком выдернул из раны нож. Проводник мотнулся так, что король еле удержал его, и захрипел, царапая ногтями землю. Хлынувшую кровь заткнули смоченным в отваре тряпьем, накрепко привязали поводьями. С трудом разжали сведенные судорогой зубы Эй-Эя, влили обжигающую жидкость. Проводник закашлялся, часто сплевывая красным, но выпил все до капли. Потом безвольно откинулся на седло, стараясь не заваливаться на правый бок. Король укрыл его плащами…

— Здесь нельзя, — еле слышно прошептал Эйви-Эйви. — Здесь же Дыра… Уардов сорок… Вперед по дороге… Священная Дубрава, не нужно бояться… Духи Зарга не трогают ищущих приюта, — и затих, теряя крохи сознания.

— Ну и как он это себе представляет? — буркнул в пространство шут.

— Сделаем носилки из плаща. Если бы удалось найти дубину в пару к его посоху… Ну ничего, дотащим и так.

— Тяжел он, куманек, между прочим!

— Что ты предлагаешь? Бросить здесь? Оборотням на съедение? Лучше бы сразу убил!

— Прости, не попал, — не удержавшись, съязвил Санди, — на звук кидал. Сыпанем остатки порошка, до утра протянем.

— Они прыгали в круг, — напомнил король. — Проводник прав, надо убираться отсюда.

— В плаще не получится, — стоял на своем Санди. — И носилки не помогут: нельзя класть его на рану, мертвой крови ходу не будет.

— Тогда понесу на руках, — мрачно заявил король, с трудом поднимая безвольное тело Эйви-Эйви. — Я не позволю умереть человеку, спасшему наши жизни. Умереть от твоего оружия — не позволю. Не спорь. Лучше веди лошадей.

Санди обиженно фыркнул и подобрал уцелевшие поводья, связывая ими недоуздки.

Денхольм глубоко вздохнул, и они медленно пошли по дороге.

Проводник упрямо стоял на Краю, норовя шагнуть за Последний Порог, прочь от горьких пахучих отваров и заботы Духов Зарга. Санди недаром слыл одним из лучших метателей ножей, и обессиленные руки Эйви-Эйви с трудом удерживали призрачную Нить своей бродячей жизни. Вот уже шестой день король с навязчивостью заботливой няньки поил его бульонами и менял повязки, а шут с остервенением стирал портки, которые раненый пачкал не в меру часто.

Духи появлялись ближе к вечеру, тогда путешественники с облегчением сдавали свой нелегкий пост и ложились спать. Однажды Денхольм попытался ускользнуть из объятий Йоххи, чтобы посмотреть, как лечат призраки, но колдовской дурман окутал все тело и сделал голову тяжелой невыносимо. Он боролся с дремой до последнего, но сон напал наемным убийцей, исподтишка, разбивая все надежды на победу. Голова наутро болела нестерпимо, и король предпочел смирить свое любопытство.

Шесть дней, беспросветных и тоскливых.

Шесть дней, насквозь пропитанных смертью.

Потому что умирал не только проводник, умирали лошади. Язвы на искусанных боках, казалось, полностью исцеленные, расплывались вновь, въедаясь в неповрежденные участки шкур и уходя все глубже. И Алиста, и Факиэр лишь на время смягчали боль и муку в угасающих глазах несчастных животных.

Шесть дней, долгих, тягучих, дождливых.

Моросящий дождь шел с утра до ночи, шурша каплями по листьям вековых дубов, но словно огибая Священный Приют и ее постояльцев. Дождь усыплял, убивая веру в счастливый исход, словно оплакивая непутевого бродягу. Но король не раз говорил шуту, насколько было бы тяжелее, если б светило жаркое летнее солнце. Шут неизменно соглашался, отправляясь на очередную постирушку к придорожной канаве, полной мутноватой воды.

Шесть дней без движения.

Без погонь, без боязни не увидеть рассвет. Время остановилось, замкнулось пространство. Во всей Вселенной остался крохотный островок жизни, окутанный нитями по-летнему теплого дождя. И умирающий под зеленеющими кронами дубравы проводник.

Хорошо хоть хватало еды.

В первый же день Санди не упустил случая запустить лапу в сумку Эйви-Эйви. Король протестовал, но был вынужден присоединиться со странной смесью любопытства и стыда.

Вместительная холщовая сума, которую Эй-Эй носил, перекинув через плечо на манер письмоносцев, таила в себе множество занятных вещиц. В одном кармане было полно всевозможных мешочков и коробочек с порошками и целебными травами. С другим отделением обстояло еще интереснее. После того как разом оживившийся шут вытащил солидный сверток с припасами, которых при разумной экономии и бережном хранении хватило бы на месяц, там осталась всякая мелочь.