Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Денис почти не слушал разгорячившегося Рудакова, в голове вертелось и вертелось: «только бы успели, только бы успели…»
– Дядя Слава, я пойду, – поднялся он с места. – Мне к диплому готовиться… Может, сумею что-нибудь написать.
– Ну иди, коль надо, – отпустил его участковый. – И поздно не засиживайся. Спать ложись. Утром часиков в девять зайди, расскажу, что от Сергея слышно. Или нет. Утром меня не будет, всех участковых района собирают, мозги прочищать. Приходи после обеда.
– Угу, – кивнул Денис и попрощался.
Однако, войдя в квартиру, он так и не взялся за диплом. Издали посмотрел на стопку листов на столе, плюхнулся на диван, уставился в потолок невидящими глазами, и молил бога, или кто там судьбой ведает, чтобы ОМОН успел. На часах почти десять. Наверное, операция в разгаре или уже окончена. Так и подмывало рвануть Сосново – зачем согласился пить с дядей Славой?
Тревога не давала лежать. Уповая на чудо, Денис кинулся к телефону и набрал номер Игнатьевых, шепча: «Валентин Артемьевич, возьмите трубку…» Но в ухо неслись бесконечные, убивающие надежду гудки. Опустив трубку на аппарат, он поплелся на кухню. Где-то там, на шкафчике, должна лежать пачка сигарет, НЗ тети Лизы. Денис не был настоящим курильщиком – так, изредка баловался, – а сейчас почувствовал, что сигарета поможет. Пачка «Космоса» нашлась, он чиркнул спичкой, глубоко затянулся раз и другой. Голова слегка закружилась с непривычки, он опустился на табурет возле стола и уперся лбом в ладонь.
Если ОМОН не успеет, если Валентина Артемьевича убьют – что он скажет Иришке? Сумеет ли оправдаться? Все ли, что мог, сделал?
И тут Денис понял, что в милицию нужно было обратиться раньше, утром, прямо в Сосново, как только узнал, что возле дач готовится что-то страшное.
Почему не сделал этого, почему?.. Решил, что меня не касается – моя хата с краю? А жизнь неизвестного человека – ерунда? Возмутился, что бандиты использовали втемную в своих криминальных делах и заторопился домой? Ага, а еще испугался, что они легко вычислят, кто их сдал… Трус! Трус! Трус!
Денис с силой раздавил сигарету в пепельнице.
Точно, трусость всему причиной. Всему! Всему, что в городе и стране творится. И оттого что часть народа трусит, негодяи чувствуют еще бо̀льшую силу. Увидев кучку пьяных или обдолбанных подростков, взрослый мужчина обойдет их стороной – а раньше бы не побоялся, внушение сделал… И он сам – сам! – не раз так поступал, оправдывая себя тем, что один в поле не воин. И каждый так, лишь о себе думает, за свою жизнь трясется! Любой торговец предпочитает платить «крыше» – ни за что, если разобраться, – лишь бы спать спокойно. Как Александр Петрович… Труся перед Седым, послал его обслуживать бандитов, а он – тоже из трусости – согласился помогать Мишке. Да-да, из трусости, если поглубже копнуть… Был бы смелым, сказал: вали отсюда, не желаю иметь ничего общего с бандитом! Поделикатничал, испугался? Что стоило не взять кроссовки, которые Мишка с барыги стряхнул? Ведь взял, подлец, и еще радовался халяве – будет, в чем пофорсить… Подлость? Подлость. И мерзость. Оказалось, увязнуть так просто! Вначале компьютеры, потом товар практически ворованный, а после – перевозка оружия. А вдруг за это посадят?
Мысль эта оказалась неожиданной и правдоподобной. Сколько раз в репортажах из зала суда он слышал: «за пособничество в совершении преступления…» Есть ведь такая статья? Значит, присудят срок, он окажется в тюрьме… Или не в тюрьме, на зоне?.. Какая разница, все равно пятно на всю жизнь. И будет ли после этого жизнь? Вон, Смирнов не дожил до воли…
Денис опять схватился за сигареты. Хотелось поделиться с кем-то, совета спросить, узнать, светит ли ему срок. Наверное, дядя Слава знает, или этот Сергей Павлович. А может, его имя вообще не всплывет? Протокола же не было? Правда, Сергей Петрович знает имя и телефон… Да что ему телефон, в Большом доме кого угодно вычислят!
Ишь, опять испугался, укорил он себя. Испугался законного возмездия за связь с бандитами. Трус! Лучше бы боялся того, что Иришку потеряешь. Разве она простит? А может, она и не узнает, если все обойдется? Если обойдется… Лишь бы обошлось!
Он опять кинулся к телефону, но в квартире Игнатьева не отвечали. Бросив трубку, вернулся на кухню.
Во рту горчило от курева. Он поставил чайник на огонь и опять уселся к столу, уронив голову на сложенные руки. Сидел так, пока чайник не засвистел протяжно. Встал, выключил газ, автоматически плеснул в кружку утренней заварки, долил кипятком. Похлебав немного, вновь схватился за сигареты, но сделал всего две затяжки и решительно направился в комнату. Невозможно так мучиться, надо отвлечься, надо хотя бы формулы внести в напечатанные страницы.
Минут пятнадцать он пытался сосредоточиться на работе, однако не вышло. Напортачил, соскребал описку бритвой, принялся писать тушью поверх – в результате выбросил лист. Взялся снова его распечатать, но отчего-то из принтера выползла не та страница.
Бесполезно. Ничем он сейчас заниматься не в состоянии.
Денис выключил верхний свет, оставив только настольную лампу, и прилег на диван не раздеваясь. Смежил глаза, желая забыться, заснуть хоть ненадолго – тогда до утра останется меньше времени. Но перед закрытыми глазами всплыла угрюмая физиономия неандертальца Стругова, каменное лицо Степана Охрименко и беспощадные, почти черные глаза Седого… Сволочь! Прикидывается гостеприимным хозяином, добрым дядей, заботливым отцом – и тут же может приказать убить человека. Или пытать – похоже, все эти утюги и паяльники не страшные сказки, а реальность.
Перевернувшись лицом к стене, Денис попробовал думать о другом, но не смог. Все заслоняло чувство вины и осознание огромности ошибки, которую совершил. Он предал самое главное – принципы, по которым жили его родители и он сам вроде бы собирался прожить всю жизнь. Выходит, предал самого себя. Почти перешел на другую сторону, пособничал убийцам… Если бы мама узнала, с кем он связался… А отец?.. Дядя Лева Гутман, незадолго перед маминым отъездом заскочивший с ней попрощаться, вздыхал сокрушенно: «Видел бы Андрей, что сейчас у нас творится – в гробу бы перевернулся». Да, когда отец был жив, никто не мог представить, чтобы воры и убийцы разгуливали на свободе, не таясь, сколачивали банды, терроризировали целые районы, скупали дома и крупные предприятия…
Не в силах лежать, он снова вскочил, кинулся звонить в квартиру Игнатьевых, не дождался ответа и отправился курить на кухню. Так продолжалось всю ночь. Вернется на диван, проворочается с полчаса, снова к телефону, а потом на кухню, в надежде хоть немного облегчить муки совести, растворить в горьком дыму гнетущее беспокойство.
К рассвету усталость взяла свое, глаза закрылись по-настоящему, но сон его больше походил на бред. Сознание отключилось не до конца и подбрасывало страшные картинки: искореженные взрывом автомобили вроде тех, что показывают в сводках криминальных новостей; хищную улыбку Седого; Мишку Федорова, достающего из багажника сумку с оружием; страшную рожу Неандертальца… А то чудилась глядящая с укоризной мама, хмурый Валентин Артемьевич и Ириша с печальным, буквально убитым лицом – такой он ее не видел никогда.