Это не продлилось всю ночь — но гораздо дольше, чем у Линдси было прежде. И когда, наконец, Роб кончил, глубоко войдя в нее и застонав от наслаждения, заставив ее ощутить его последние мощные толчки в самой сердцевине своего существа, она поняла, что когда он разорвет их контакт, у нее будет такое чувство, будто она лишилась частицы самой себя. Настолько долгим было соединение их тел.

И когда он начал приподниматься, она положила руки ему на бедра и прошептала:

— Останься так. Еще минутку. Ладно?

Он даже не стал ничего спрашивать. Просто сказал:

— Ладно.

Когда Линдси вернулась из ванной, она не знала, захочет ли Роб, чтобы она сразу же уходила. Чего ей, конечно, совершенно не хотелось бы делать. Пусть даже ей придется спать, положив щеку на имя «Джина».

И, шлепая босиком по дощатому полу, она с радостью увидела, что он остался на кушетке, укрывшись синим пледом, а теперь отгибает его край, чтобы она могла забраться к нему.

М-м! Боже, он был такой теплый и уютный!

А это означало, что ей следует уйти. Ради того, чтобы сохранить рассудок. Она и так начала слишком сильно привязываться к Робу, и если она будет спать рядом с ним обнаженной, это только ухудшит дело.

Но когда его рука удобно обняла ее и она чуть сильнее придвинулась к нему на кушетке, то поняла, что у нее нет ни малейшей надежды уйти.

— Сегодня было еще лучше, чем когда я в первый раз встретилась с тобой в «Ленивом лосе», — тихо заметила она.

Она скорее почувствовала, чем увидела его обаятельную улыбку, потому что выключила свет, перед тем как забраться в постель. Теперь комнату освещала только полоса лунного света, косо падавшего в окно.

— Можно мне задать один вопрос?

Роб снова посмотрел на нее в темноте, но взгляд его был настороженным, и ответ прозвучал уклончиво:

— Попробуй. Была ни была!

— Это из-за Джины ты… гм… редко позволяешь себе быть с женщинами?

Она была просто потрясена, когда у него вырвался тихий смешок.

— Нет.

Она прикусила губу и, подняв голову, посмотрела ему в лицо.

— А кто она?

— Я не хочу о ней говорить.

— Тогда почему у тебя на труднее имя?

Он вздохнул у нее над затылком.

— Ладно, вводим новое правило. Ты больше не пьешь.

— Я уже не пьяная, — заверила она его. — Просто любопытная.

— Ну, так прекрати это. Спи.

Она чуть поколебалась, но потом решила, что продолжать было бы бессмысленно. Она и так была почти уверена, что он ничего ей не скажет — хотя порой он и поступал не так, как она ожидала. Просто этот раз к числу исключений не относился.

— Роб! — прошептала она вместо этого.

— М-м?

— Было хорошо.

— Угу, — согласился он негромко.

Она повернулась к нему спиной, стараясь устроиться поудобнее, чтобы заснуть, и он обнял ее сзади, а его ладонь как-то очень естественно легла ей на грудь. Сначала ей даже показалось, что так она ни за что заснуть не сможет, но потом решила об этом не думать, потому что это было слишком приятно.

Ночью Линдси выскользнула из теплых объятий Роба, чтобы сходить в туалет. Возвращаясь, она приостановилась, любуясь тем, как лунный свет льется в окно и падает на его сонное лицо. Она постаралась запомнить его взлохмаченные волосы, сонно приоткрывшийся рот, сексапильную щетину на подбородке. Даже во сне он оставался невероятно притягательным, так что у нее внутри зародилась легкая дрожь. Ей до сих пор не верилось, что она здесь, спит в его постели.

Она повернулась, собираясь лечь, но легкий ветерок, созданный ее движением, сдул на пол листок бумаги, лежавший на столе в углу. Она нагнулась, чтобы его поднять, и невольно прочла слова, написанные на первой строчке. «Милая Джина!»

О Господи! У нее замерло сердце — и она быстро пробежала взглядом по страничке.

«Милая Джина!

Интересно, ты удивилась бы, если бы узнала, сколько писем я тебе написал? Ты бы удивилась, увидев свое имя рядом с моим сердцем? Может быть, это ненормально, что после стольких лет я по-прежнему сажусь и пишу письма, которых ты никогда не увидишь. Но почему-то благодаря им я чувствую себя ближе к тебе, как будто ты живешь на соседней улице. И как будто ты тоже где-то обо мне думаешь. Я знаю, что этого не может быть, но мне нравится эта мысль, и я не могу от нее отказаться: это одна из тех мелочей, которые помогают мне чувствовать себя живым.

Недавно я рассказал о тебе Милли. Я спросил ее, не глупо ли это — любить кого-то, кто так далеко, кого на самом деле в твоей жизни нет. Я спросил ее, можно ли это вообще понять — и на самом ли деле это любовь, если человек настолько далек от твоего мира, что уже существует по большей части только в твоих мыслях?..

Она ответила — да, потому что она по-прежнему любит Джона, хотя после его смерти прошло уже много лет.

Я не уверен, что это одно и то же: ты ведь где-то живешь, существуешь, дышишь — но все равно благодаря ее ответу я почувствовал себя лучше.

Со всей моей любовью,

Роб».

О, Боже!

Ясно, что письмо лежит тут уже давно — по крайней мере, с зимы, до того, как Милли умерла. Наверное, оно было написано тогда, когда он за ней ухаживал. Оно дало Линдси ответы на некоторые вопросы, но одновременно создало массу новых.

Почему он не отправил его, как и другие письма, о которых упоминал? Очевидно, он не знает, где сейчас Джина. И сколько же писем он написал этой женщине?

Линдси резко вздохнула, а потом повернулась, убеждаясь, что он не проснулся.

Господи! Уже татуировка была достаточно неприятным фактом: татуировка могла говорить о неправильном решении, которое он не может изменить! Но знать, что он писал ей письма и много лет о ней тосковал… Это было болезненным ударом.

Глядя на листок бумаги, который она все еще держала в руке, Линдси вернула его на стол, с которого он слетел, и убедилась в том, что стол покрыт слоем пыли. Похоже, Роб уже много месяцев не вспоминал про это письмо.

Выходит, это хороший знак, так ведь? Пусть он и написал ей массу не отосланных писем, но он не пишет их постоянно: каждую неделю, каждый день. И может быть, он не вспоминал про Джину с тех пор, как встретился с Линдси… или хотя бы с тех пор, как стал с ней спать.

«Тебе надо забыть про это письмо».

Но разве она сможет про него забыть? Оно говорит о том, что Джина — это не давно забытая женщина из его прошлого, ее имя попало к нему на грудь не по ошибке, не из-за опрометчивой поспешности. Оно говорило о том, что Джина ему важна. До сих пор.

«Но ведь он сегодня лег в постель не с ней, так?»