— Ну что вы, — нехорошо улыбнулся генерал Ясеневский, без приглашения садясь в барское кресло. — Что вы! Какие рюмочки! Разве что поминальные, с хлебушком сверху…

— Несчастный Лазарь, — мгновенно затосковал Касьян Михайлович. — Вон, уж налита. — Он кивнул на письменный стол, где стояла фотография совсем молодого Лазаря Генриховича, перечеркнутая черной полоской. Перед портретом и вправду стояла рюмка водки, накрытая хлебом.

«А он хитрый, — внезапно подумал Рокотов. — И то правда: не каждый безумец — дурак».

— Да нет, не по нему на сей раз, — вздохнул полковник. — Трупы-то выудили? Отправили на экспертизу?

Боровиков промолчал.

— Да и не рюмочки, — Ясеневский постепенно повышал голос, а депутат вжимался в кресло напротив.

Влад с интересом следил за этими метаморфозами.

— Бочоночки, Касьян Михайлович! А сверху — караваи!.. Не о рюмочках речь! Не масштабно это, не государственно — рюмочки!.. Больно многих поминать придется!

— Я вас не понимаю, — медленно проговорил Боровиков.

— Хлебные, — мягко сказал Ясеневский. — Ржаные. Или пшеничные. Вы какие предпочитаете?

— Какие бочоночки?

— О, это будут поминальные бочонки с очень экзотическим напитком. Он называется «Ассоль». Вам не приходилось отведать? Алые паруса в глазах и на горизонте! Поначалу. Потом, как всегда, тяжкое похмелье.

— Впервые слышу, — твердо ответил Касьян Михайлович.

— А может быть, оно и так, — вдруг согласился генерал. — Вы же человек не от мира сего… Откуда вам знать все про все… Вашим мнением не заинтересовались.

— Я попросил бы вас все же…

Трясущейся рукой Боровиков полез в карман халата: депутатское удостоверение он держал прямо там. Копию. Ламинированную.

— И совершенно напрасно сделали бы это, потому что никакие ваши просьбы я не удовлетворю… В бочонках, которые я вам назвал, содержится опасная дрянь. Эту дрянь собираются распылить над вашим родным городом…

— Над Зеленогорском? — испуганно спросил Боровиков, даже задержав движение руки.

— Да вы и вправду маньяк. Над Питером. Поднимется волна, и Питер потонет — вы это понимаете? А многие жители будут дополнительно отравлены…

— Да? — легко отозвался Боровиков. — Ну и отлично. Ему уже давно пора ложиться на грунт.

Рокотов невольно привстал, но Ясеневский жестом остановил его.

— Касьян Михайлович, — Он привстал, налил хозяину, себе не стал. — Ведь вы человек добродушный, не злой. Откуда вдруг взялась такая кровожадность? Вам наплевать на своих сограждан? Я сознательно избегаю слова «избирателей».

На лбу Боровикова вздулась такая фиолетовая жила, что даже видавшему виды Рокотову стало не по себе.

«Сейчас кондратий хватит», — обреченно подумал он.

Он понял, что Ясеневский целенаправленно и безжалостно актуализировал одну из сверхценных идей Касьяна Михайловича.

Депутат вскочил на ноги. Стакан опрокинулся.

— Да вы знаете?! — заорал он. — С вашей дамбой! С вашими финтифлюшками! Все утонут рано или поздно! Город должен был быть выстроен здесь…

— Но Петр уже умер, — мягко напомнил ему генерал. — Или вы готовы сию минуту заявить, что вы и есть Петр? Если так, то…

Это напоминание в сочетании с комментарием не произвело на думца никакого впечатления.

— Заговор! — завопил он на весь дом. — Шведские козни! Я уверен, что они и сейчас…

— Помилуйте…

«Блин, еще на шведов свалят свое бурение», — озабоченно подумал Рокотов, хотя и не представлял себе, как такое возможно. Международный скандал… Может быть, цель в этом? Да ну! Бред, оказывается, штука заразная.

Внезапно глаза депутата стали красными. Он пригнулся, скрючил пальцы и чуть ли не двинулся к гостям на четвереньках.

Голос его приобрел шипящие, змеиные нотки.

— Все равно граду быть, — прошипел он негромко. — Здесь. Вот на этом самом месте.

— Вы сумасшедший, — коротко резюмировал Ясеневский и встал. — Во дворе дежурят врачи. Влад, кликни их.

— Ах, сумасшедший? Так быть посему! Вот как ведут себя сумасшедшие! Запеленать меня решили? Не получится!

И всей своей тушей Касьян Михайлович врезался в оконную раму.

Господь хранит дураков, пьяниц и, вероятно, иногда — сумасшедших. Зачем — неведомо, ведь Бог лишает рассудка, когда намеревается наказать.

С другой стороны — блаженны нищие духом…

В общем, сущая неразбериха с этими душами.

Окрестности наполнились стеклянным звоном. Кто-то из нового персонала уже готовил оружие, подозревая очередное нападение.

По пологому скату крыши Боровиков скатился в кусты крыжовника. Оттуда, все в том же халате, он опрометью бросился бежать к воротам.

Сцена была, скорее, комической: в проеме — санитары с растопыренными руками, наподобие вратарей, на которых мчится разгоряченный форвард.

Он расшвырял их как котят.

Ясеневский, глядя, как за Боровиковым гонится Влад, отдавал распоряжения в рацию.

Влад не санитары, ему легче.

Прыжок — и несильный удар по затылку. Да и весил Рокотов немало — через секунду депутат Госдумы Касьян Михайлович Боровиков уже лежал ничком в пыли и терпеливо ждал, когда ему скрутят руки.

Их бы скрутили, не ударь в сантиметре от Влада пуля.

Он тут же скатился в канаву и залег там, санитары бросились врассыпную, охрана еще только выбегала на позицию, а Боровиков уже вновь, как ни в чем не бывало, бежал себе, теперь уже по шоссе.

Он махал руками, выкрикивая попутку.

Кто-то сердобольный, на беду, помог ему.

— Номера! — крикнул Рокотов, не поднимая головы. — Номера запомните!

* * *

Фонтанчик пыли взметнулся возле его левого виска, оцарапав кожу. Снова снайпер. Вероятно, тот же, что завалил Шныгу. Значит, теперь мишень — это он. Высоко же его ценят на думском-то уровне.

Ну поглядим.

Позиция была крайне неудобной, Влад еще раз перекатился и успел лишь прикрыться створкой ворот. Но высовываться все равно придется. Такое выжидание может длиться часами.

— Влад, — заговорила рация в кармане голосом Ясеневского. — Тебя прикроют. Сейчас тут пройдутся крупным калибром, и он притихнет. Ты видел, откуда стреляли?

— Во второй раз засек.

— Молодец. Жди. Как пойдет круговая стрельба, сразу выходи на цель.

— Вас понял, жду.

Скоро солнечный зеленогорский день разорвала оглушительная пальба. Прыснули белки и зайцы, умолкли птицы, посыпалось зеленое крошево.