Состояние Боровикова было сейчас таково, что он рисковал умереть и от настоящего мышиного писка — не от него самого, а от сердечного приступа.

Верный Коротаев не обманул его: в конце коридора обнаружилась дверь с облупленной краской. И совершенно неуместная в данном контексте коробочка, совсем современная, похожая на домофон.

Негнущимся пальцем Боровиков принялся тыкать в кнопки — цифры намертво врезались ему в память.

Восемь…

Ноль…

Четыре…

Пять…

Единица.

Дверь была деревянной только на вид, на самом деле она оказалась бронированной. Она бесшумно отворилась, и голос из темноты позвал:

— Спускайтесь, Касьян Михайлович. Мы ждали вас. Не бойтесь ничего, теперь вы в абсолютной безопасности. Никто вас пальцем не тронет.

Потянулся луч света, и Боровиков бросился по нему, как Пилат по лунному лучу к своему Спасителю.

Человек чуть отстранился и похлопал депутата по плечу:

— Вы совсем ополоумели, мой друг. Вы даже меня не узнали?

Боровиков всмотрелся: перед ним как раз и стоял бывший лекарь Афиногенов.

— Но… — пролепетал он. — Как? Почему?..

— У нас хорошие информаторы и приличные средства перемещения. Скоростные, скажем так. Нам уже все известно о вашей беде. Боже! — Доктор схватился за голову. — В каком вы виде? Как же вы добрались? Да вы просто герой, не зря мы поставили на вас…

Боровикову вдруг сделалось неимоверно жалко себя.

Да! Он лишился всего — усадьбы, старинного друга, чаепитий на закате…

Доктор умел прочувствовать настроение пациента и даже прочесть нехитрые мысли — в известном приближении.

— Все поправимо, — ободряюще улыбнулся Афиногенов. — У вас еще все впереди. Да вы весь изранены? А ну, живенько отправляемся в душ и на санобработку…

— Всюду вы, — пробормотал Боровиков. — Как так получается?

— Положение обязывает, Касьян Михайлович.

* * *

Уже обмытый, согретый, необычно легко накормленный и напоенный, депутат слушал Афиногенова.

Они находились в не особенно шикарном подвальном помещении, где, впрочем, можно было жизнь прожить и ни разу не пожаловаться. И не засветиться. Кто тут есть? Никого.

— А вот ваше положение, Касьян Михайлович, — говорил Афиногенов, — достаточно сложное… Вас уже всюду ищут. Кое-кто уже вякает о лишении вас депутатской неприкосновенности…

— А этого они не хотят? — осмелевший Боровиков выставил дулю.

— Да мы и не допустим, не переживайте.

— Это все я с чертовыми баками и акцией, — посетовал тот. — Ляпнул, не подумав. Мне кажется, что черт с ними, с полетами…

— Разумеется. Именно так. В известном смысле это был отвлекающий маневр. Запасной вариант. Ну, вышли бы они на этих летчиков — что дальше? Предотвращен теракт? Или он набирает обороты?

Теракт?

Это слово неприятно резануло слух Боровикова.

Свои намерения он не считал терактом — напротив, в свободное от сверхценных идей время всячески боролся в Думе с терроризмом.

— Теракт, — неожиданно сухо повторил доктор. — И вы это отлично понимаете.

Боровиков молчал.

Афиногенов плеснул себе мартини и продолжил:

— На нем-то нам и предстоит сосредоточить все усилия. Кому открывать буровые? Не вам ли? Кто инициатор идеи?..

Да, действительно, Касьян Михайлович все так себе и представлял. Торжественная речь, торжественный пуск… Первые алмазы… Первые панические сводки с юго-востока…

— Да уж трибуна сколочена, — усмехнулся Афиногенов.

Про себя Боровиков в который раз махнул рукой: теракт так теракт, раз иначе нельзя. Революции не делаются в белых перчатках. Штурм Зимнего и залп «Авроры» — тоже теракты.

Доктор Афиногенов вдруг озаботился:

— Как ваше самочувствие, Касьян Михайлович? Вы в принципе — в норме?

— Ну, кабы не переживания…

— Стресс…

— Да, кабы не он, так горы своротить могу.

— Ну а раз так, то нам с вами предстоит небольшой перелет.

Касьян Михайлович пожал плечами. Перелет так перелет. Мало, что ли, он налетал? Перелет на буровую — обычное дело.

Афиногенов будто прочел его мысли.

— Обычное-то оно обычное, товарищ депутат, но не на первом этапе. Однако давление у вас в норме, кардиограмма приличная… вес только зашкаливает. Предупреждал я вас!

Он шутливо погрозил Боровикову пальцем:

— Много кушать изволите!

— Вес, — растерянно повторил Касьян Михайлович. — А при чем здесь мой вес? До сих пор он мне не мешал летать…

— Именно что до сих пор. Потому что первый этап полета пройдет на дельтапланах. Вы увлекаетесь дельтапланеризмом, я угадал?

В голосе доктора теперь ощущалась неприкрытая издевка.

— Я вас не понимаю, — упавшим голосом отозвался Боровиков.

— А иначе никак. Все оцеплено, Касьян Михайлович. Все. Небо, земля и воздух. Муха не пролетит. А дельтаплан — пролетит. Вам известно, что здесь неподалеку располагается база дельтапланеристов?

Боровиков временно утратил дар речи.

— Мы тоже так рассудили, — весело заметил Афиногенов. — Ваши недруги никогда не подумают, что вы отважитесь на столь отчаянный поступок.

— Я не отважусь, — пробормотал тот, беря высокий слог.

— Придется отважиться, — уже серьезно возразил доктор. — Зря я вас, что ли, не откармливал тут разносолами? Их тут полно! Даже стратегическая тушенка. Кабы не полет, так вы бы сейчас наелись тут у меня от пуза, напились и придавили бы часиков восемь… — Он посмотрел на часы: — Нам выходить через полчаса. За это время постарайтесь собраться и успокоиться. Это не страшно и даже очень приятно. А в самом начале приятно щекочет нервы.

Ничего приятного в щекотании нервов Боровиков не находил. По ним и так уже прошлись граблями.

— Что же, — выдавил из себя депутат, — на дельтаплане — до буровой? Сто пятьдесят километров?

— Да вы никак и вправду повредились в уме? — Говоря это, Афиногенов ухмыльнулся. — Гораздо меньше. Несколько десятков километров — и вся история. Поймите: мы окажемся за пределами оцепления. Там нас будет ждать более удобное воздушное средство.

Касьян Михайлович помолчал еще.

— А про буровые… — вымолвил он наконец. — Про буровые они не знают?

Теперь Афиногенов уже помрачнел — против воли.

— Мы очень надеемся, что нет. Ваш Коротаев… ну, к нему будут приняты меры… Кое-какие уже приняты мною лично… Если и знают, то у них есть лишь гипотезы… этот гад клянется и божится, что файлы стерты. Но вы, Касьян Михайлович, не переживайте. Наш план в любом случае выгорит, вас не тронут, и вы на белом коне въедете в этот ваш град… как, кстати, вы думаете его назвать?