– В «Энергоресурс» обращайтесь. Вот телефон их, адрес. – Управляющий взял со стола, казалось, заранее приготовленный листочек.

На следующий день разбираться в город поехали несколько человек. Вернулись вечером с документом на двух страницах. Зачитывали его возле магазина.

– «…Правила оказания услуг гражданам учреждены постановлением правительства РФ от двадцать третьего мая две тысячи третьего года. Номер триста семь. Пункт девяносто один „б“ гласит: „Потребителю запрещено производить у водозаборной колонки мытье транспортных средств, животных, а также стирать. Самовольно, без разрешения энергоснабжающей организации, присоединять к водозаборной колонке трубы, шланги, иные устройства и сооружения“. Так что в данном случае права граждан не нарушены…»

Елтышевых история с колонками, конечно, мало волновала. Не до этого было. Вообще ни до чего… Спасались спиртом. Не допивались до бесчувствия, но и не давали себе протрезветь. Боялись.

С началом ягодного и грибного сезона повалили покупатели – снова день и ночь долбеж в калитку. Привозя новые канистры, благообразный мужчина – Сергей Анатольевич – радовался:

– Хорошо идет. Хорошо-о… А вы отказывались, помнится.

Но, пересчитывая выручку, слегка мрачнел:

– Не совсем сходится что-то с объемом. В долг, что ли, даете? Или сами?

– Сами, – морщился Елтышев. – Похороны были… Сына хоронили…

– Ну да, ну да… Ладно. – Но перед тем как уехать, Сергей Анатольевич предостерегал: – В долг только не давайте! А то ведь потом не отвяжутся. Построже с ними.

Числа десятого июля – Елтышевы как раз были во дворе – пришла Валентина.

– И чего тебе надо? – спросил Николай Михайлович быстро, не дав ничего сказать жене.

– Я за свидетельством, – нагловато глядя ему в глаза, ответила Валентина. – Чтобы за утерю кормильца… Свидетельство о смерти нужно.

– И всё?

Ее взгляд стал слегка удивленным.

– И как тебе не стыдно еще лезть сюда?! – рыдающе вскрикнула жена. – Два года ему мозги песочили, довели и теперь лезут… Где ты была, когда его хоронили, когда помощь нужна была, поддержка?.. Разрушила нашу семью, а теперь заявляешься.

– Послушайте…

– Всё, пошла вон отсюда, – перебил невестку Николай Михайлович. – И дорогу забудь. Еще раз увижу – с копыт слетишь. – И стал закрывать калитку.

– Но для вашего же внука это! Как мне его кормить?! Деньги за утерю положены…

Елтышев рывком распахнул калитку, чуть не вбросив держащуюся за ручку Валентину во двор.

– Я тебе уже сказал: пошла вон. Я один раз бью… До трех считаю – и тебя нет.

Невестка быстро пошла по улице.

А через два дня появилась ее мать. И сразу пошла в атаку – о том, что заявление напишут, как дочери угрожали, что внук общий и Елтышевы обязаны содействовать получению пенсии за Артема; угрожала и тем, что может сообщить, куда следует, как на самом деле Артем погиб.

Николай Михайлович слушал, слушал, потом отбежал к крыльцу, схватил стоявшие там вилы.

– О-ой! – завизжала сватья и побежала прочь. – Убивают! Ой-й!

И Елтышев бы догнал ее, если бы Валентина Викторовна не удержала:

– Не надо, Коль, не надо, ради бога. Обо мне подумай.

А еще через несколько дней жена потеряла сознание. Что-то пыталась приготовить и упала на кухне. Николай Михайлович похлопал ее по щекам, потом облил холодной водой. Она медленно, тяжело очнулась.

– Что, за фельдшершей? – спросил Елтышев, помогая ей добраться до кровати.

– Да что она… В больницу надо… – сдавленный шепот. – Давно уже у меня… Внутри что-то… Рак, что ли…

– Какой рак?! Что ты несешь? – Но Николай Михайлович замолчал, испугался, впервые, наверное, по-настоящему представив, что может остаться без жены; это было страшнее всего. – Всё хорошо будет, Валь. Сейчас…

Уложил, нашел ключи от машины, метнулся во двор. Долго мучил стартер, но «москвич» не заводился… Аккумулятор вроде в порядке, свечи тоже, но мотор глохнет и глохнет.

Лишь минут через десять Елтышев сообразил: бензина-то нет. В те дни, после смерти сына, много ездил и в последний раз еле дотянул до ворот, в ограду пришлось машину вручную вкатывать. С тех пор так и стояла.

Взял трехлитровую канистрочку, отправился по деревне искать бензин. По дороге заглянул к фельдшерице, попросил прийти, объяснил, что случилось.

– Уху, – без охоты ответила та и закрыла калитку.

Купил бензин втридорога у парня с «Уралом». То ли Гоша звали, то ли Глеб; несколько раз Елтышев видел его вместе с Артемом.

Странно поглядывая на Николая Михайловича, парень наполнил канистрочку, протянул.

– Далёко едете?

– Не знаю… Жена заболела… Спасибо.

– Давайте.

Фельдшерица, конечно, еще не приходила. Николай Михайлович одел жену – у нее самой сил совсем не было – в выходное платье, посадил в машину.

– Это… Коля… полис возьми… мой, – кое-как, одними губами, проговорила она.

– А где лежит?

– Ну… там… где деньги.

Елтышев забежал в дом. Нашел в тумбочке зелененькую карточку полиса, прихватил и деньги: «Вдруг что. Сунуть, может».

Замкнул дверь, выгнал машину на улицу, закрыл ворота. Руки тряслись, всё казалось, что что-то забыл, что-то делает не так… Жена сидела, отвалившись на спинку сиденья, глаза прикрыты, лицо серое.

– Куда, в город или до Захолмова?

– Давай… до Захолмова… хоть… Не могу…

Очень долго, как казалось Николаю Михайловичу, ждали в регистратуре, оформляли документы, возились с переодеванием. Не выяснив, что с ней именно, решили класть.

– Я завтра приеду, – пожимая ее руку, сказал Елтышев. – Держись.

Заправился, купил продуктов – ассортимент здесь был побогаче, чем в Муранове… Уже к вечеру вернулся домой.

Старался занять мозг насущными делами, думать о разных мелочах, чтобы не задаваться вопросами: что с женой? Неужели действительно рак? Как он будет один, если с ней случится страшное?

Достал ключ и остановился остолбенело: дверь в избу была приоткрыта, хлипкий замок выдернут, висел на последнем шурупе.

…То, чего Елтышев опасался все эти почти три года, произошло, и произошло в тот самый момент, когда опасаться перестал, точнее, забыл – стало не до того. И вот залезли, обворовали. Что именно украли, он еще не определил, да и какая, в сущности, разница – одно то, что в доме побывали чужие, рылись в вещах, трогали их, поганили, было невыносимо…

Присел на табуретку, дергающимися руками достал сигарету, с трудом сумел зажечь огонек зажигалки.

– Ла-адно, – угрожающе проговорил. – Ла-адно, разберемся.