И вот снова пришла весна, а Джулиан так и не приступил к монтажу фильма, не говоря уже об озвучке, о всяких гитарах и флейтах. Как выяснилось, даже кадры с видами Бельвю снаружи так и не были сняты. И теперь Джулиан уже не оправдывался необходимостью зарабатывать деньги; все его разговоры в эти дни сводились к экранизации книги «Сожгите свои города», которой он занимался совместно с Джерри, видя здесь возможность профессионального прорыва для них обоих.

– Я готова его на куски порезать, – сказала Памела после очередного безрезультатного звонка Джулиану из своей квартиры, где в тот вечер находился и Уайлдер. – Похоже, он не считает нужным даже извиниться перед нами. До сих пор я думала, что режиссеры становятся высокомерными и бессердечными после обретения хоть какой-то известности, но все же не до того.

– А я вот чего не могу понять, – сказал Уайлдер. – Как же Пратта угораздило доверить экранизацию своего романа парочке неопытных юнцов? Я к тому, что, если это и вправду такой великий роман, его автор должен был получить и другие предложения, в том числе от больших голливудских шишек.

– Насчет других предложений я сильно сомневаюсь. Книга так и не стала бестселлером; это очень мрачная, пессимистическая история. Кроме того, его самолюбию наверняка льстит то, что молодежь пляшет перед ним на задних лапках и без конца восхваляет его Незаурядность. Но что касается нашего фильма, тут дело не в Пратте. Дело в самом Джулиане. Знаешь, что мне недавно пришло в голову? Мне кажется, он разочаровался в «Бельвю» и потерял к нему интерес, но боится нам это сказать.

– В любом случае, – сказал Уайлдер, – мы с тобой мало что можем с этим сделать.

– Все, что мы можем, – это не давать ему покоя, все время стоять у него над душой. Я намерена трезвонить ему днем и ночью, я его замучаю звонками.

И тебе надо делать то же самое. Обещай, что будешь периодически звонить ему из офиса.

Он пообещал и, по крайней мере, честно попытался: трижды набирал номер Джулиана, но слышал короткие гудки, а когда приготовился сделать это в четвертый раз, телефон вдруг сам зазвонил у него под рукой.

– Это ты, Джон? – услышал он голос Дженис. – Не хотелось отрывать тебя от работы, но это очень важно. Можем мы встретиться где-нибудь в твой обеденный перерыв?

– Боюсь, не получится, дорогая. Джордж попросил меня…

– Ладно, погоди. Дай мне подумать.

– Что случилось? С Томми все в порядке?

– В том-то и дело. Речь как раз о Томми.

– Что? Что с ним такое?

– Это не телефонный разговор.

И ему ничего не оставалось, как сидеть с трубкой в руке, пока она думала. В соседней комнате одна из девушек взвизгнула и рассмеялась, перекрывая стрекот пишущих машинок, а другая игриво сказала:

– Ох, мистер Тейлор, какой вы негодник!

Он встал с намерением закрыть дверь кабинета, но телефонный шнур оказался слишком коротким.

– Дженис, ты еще там?

– Да, я думаю. Хотя, постой – мы ведь можем обсудить это вечером. Я только что вспомнила, что у тебя сегодня нет собрания. Сделаем так: скажем Томми, что идем в кино, а сами отправимся в это симпатичное новое кафе за углом – не помню, как оно называется. Ты его видел: все в черно-красных тонах, и у них отличные пирожные. Там мы сможем поговорить без помех в уютной обстановке.

Всю оставшуюся часть этого дня, с его скучным деловым обедом и скучными деловыми звонками, Уайлдер не находил себе места – ни дать ни взять ответственный семейный человек. Вот только мысли, отвлекавшие его от работы, касались не Томми, а Дженис. Как ему, в конце концов, поступить с Дженис? Вспоминалось, каким несчастным был ее голос, когда она говорила о черно-красном кафе с отличными пирожными, где двое уставших, взаимно отчужденных родителей могли бы «в уютной обстановке» обсудить нечто болезненно близкое сердцам обоих.

– Ах, это будет чудесно! – сказала она за ужином в тот вечер. – Мне кажется, я сто лет не была в кино.

– Не преувеличивай, мама, – сказал Томми. – Ты ходила в кино на прошлой неделе.

– Я не это имела в виду, – поспешила исправиться она. – Я говорила о походе в кино вместе с твоим папой. Это будет что-то вроде старомодного свидания, да, Джон?

– Да, вроде того.

– Может, позвонишь Боргам, дорогой, и, если они свободны сегодня вечером, пригласишь их за компанию? Вчетвером будет еще веселее.

Что она замыслила? И как он должен был на это реагировать? Он бросил взгляд на сына, прежде чем ответить:

– А разве Пол не в командировке до конца этой недели?

– Ах да, я и забыла. Конечно, мы можем позвать Натали – думаю, она была бы рада, – но втроем веселье уже не то, верно?

Искоса взглянув на жену, Уайлдер заметил, как она заговорщицки прищурила один глаз. Смешные потуги – если учесть, что Томми думал о чем-то своем и не обращал внимания на родителей.

– Я уже сыт, можно выйти из-за стола, мама?

– Конечно иди.

Ночь была теплой, и она надела летнее платье – то самое сине-коричневое, эффектно обтягивающее грудь, в котором навещала его в Бельвю и которое всегда считала его самым любимым нарядом. Но поскольку ближе к ночи могло похолодать, она прихватила легкую меховую накидку и сейчас несла ее, перекинув через руку. Эта накидка была еще одной головной болью для Уайлдера. Несколько лет назад он купил ее жене в подарок на день рождения, перед тем увидев такую же на плечах одной из девушек в офисе. Но та офисная девчонка умела элегантно носить подобные вещи – драпируясь в них, как в просторную шаль, – а Дженис этим умением не обладала. С того момента, как она в разгар празднования устремилась к большому зеркалу в прихожей и стала позировать перед ним в обновке («Ах, какая прелесть, Джон…»), он понял, что она никогда не сможет носить ее правильно: накидка перекручивалась и болталась у нее на локтях, как пучок веревок, и с каждой ее попыткой что-то изменить становилось только хуже.

– Мы уходим, Томми, – пропела она уже от двери. – Ложись спать, как только закончится передача. И никакого баловства сегодня, договорились?

– Зачем было приплетать сюда Боргов? – спросил он в лифте.

– Сама не знаю. Просто надо было о чем-то говорить, чтобы он не заметил, как я нервничаю.

Новое кафе по соседству с их домом было сродни тому, в котором Билл Костелло расписывал ему достоинства Анонимных алкоголиков, но этот вечер оказался еще более драматичным.

– Дайте мне определиться, – сказала она подоспевшему к их столику официанту-пуэрториканцу. – Пожалуй, я возьму ваш дивный вишневый торт-суфле и кофе со сливками – сливок побольше. Вы гарантируете, что торт самый свежий?

Официант не смог ответить на этот вопрос и, обливаясь потом, смущенно застыл перед ними с блокнотиком в руке.

– Один кусок вишневого торта и два кофе, – сказал ему Уайлдер.