На стене висели портреты многочисленных предков Линчей в резных золоченых рамах. Друзилле хотелось бы знать, смотрят они на нее с одобрением или с недовольством. Та ли она жена, которую они выбрали бы для своего наследника? Хотя, если бы не она, маркиза сейчас вовсе бы не было в поместье. С одной стороны, он поклялся оставаться холостяком, а с другой стороны, он бы уже вполне мог быть мертв, сраженный пулей герцога Уиндлгэма, который был отменным стрелком

«Я здесь, и вам придется с этим смириться», — мысленно говорила она, глядя на угрюмые лица на портретах, которые, казалось, пристально наблюдали за ней.

Увидев, что на лестничной площадке ее поджидает Роза, она очень обрадовалась.

— О, миледи, я так беспокоилась, не случилось ли что-нибудь с вами, — воскликнула Роза. — Мы уже давно ждем вас!

— Нам пришлось задержаться, — ответила Друзилла.

— Я уже боялась, не стряслось ли какой беды, — сказала Роза.

Друзилла покачала головой.

— Все в порядке, — успокоила она ее. — Где я буду спать?

— Прошу сюда, миледи, — сказала Роза, открывая дверь, выходящую на площадку. — Это спальня новобрачных, все маркизы спали здесь.

Друзилла вошла в комнату и замерла на месте. Должно быть, когда она ребенком играла с Вальдо в доме, она бывала здесь, но у нее не осталось об этом никаких воспоминаний.

Это была огромная комната, с большими окнами, выходящими в розарий. У стены стояла самая большая кровать из всех когда-либо виденных ею. Сделанная еще во времена Карла Второго, белоснежная, украшенная серебром, она была увенчана высоким балдахином, который поддерживали десятки купидонов с переплетенными сердечками в руках. Подзоры и покрывала были из белого атласа, расшитого розами, незабудками, купидонами и гирляндами.

На полу лежали белоснежные меховые ковры, мебель времен Реставрации была отделана начищенным до блеска серебром и украшена купидонами, держащими в руках фамильную корону Линчей. Это была спальня новобрачных, и повсюду стояли белые цветы. Здесь были лилии, розы и гвоздики, наполнявшие воздух нежным ароматом, который, казалось, говорил о любви, так же, как и купидоны, порхающие на серебряных крыльях над пологом кровати.

— Как красиво! — чуть слышно прошептала Друзилла.

Она медленно прошла по комнате и остановилась у окна. Как хорошо она помнила эти густые леса, раскинувшиеся прямо за домом, потайные места в зарослях кустарника, где они с Вальдо прятались, когда были детьми. Она видела раскидистые деревья, на которые они любили взбираться, маленький пруд с золотыми рыбками, которых они ловили и снова выпускали, орешник, где они таскали орехи из-под носа у белок. Вдалеке она различила сверкающую ленту реки, которая впадала в озеро, где они каждое лето плавали и катались на лодке, строили запруды и мосты, пока однажды она навсегда не уехала из Линча с тем, чтобы вновь вернуться лишь много лет спустя.

— О, Роза, как замечательно вновь очутиться здесь!

Ей необходимо было поделиться с кем-нибудь своей радостью, но Роза, снимая покрывало с кровати и взбивая подушки, лишь ответила:

— У вас есть всего полчаса для того, чтобы немного отдохнуть, а потом я приготовлю вашу ванну и помогу вам одеться. Я хочу, чтобы сегодня вы были также неотразимы, как вчера.

— Я, пожалуй, и вправду отдохну, — согласилась Друзилла. — Я немного устала.

Когда Друзилла принялась снимать костюм для верховой езды, Роза спросила:

— Почему вы переоделись, миледи? Я думала, что вы будете в голубом дорожном костюме.

— Я не хочу говорить об этом сейчас, — ответила Друзилла. — Позже я все тебе расскажу.

Она подумала, что нет смысла лгать и придумывать, что она испачкала дорожный костюм. Все равно лондонские слуги будут судачить о том, как она вернулась одна верхом в поисках маркиза. Все они отлично знают, где ей удалось его разыскать, и Друзилла вновь почувствовала, как унизительно, что слуги будут сплетничать о ней, в то время как маркиза это не волновало ни в малейшей степени.

Она надела ночную сорочку и легла, но ей не спалось. Она лежала и разглядывала эту поразительную комнату и роскошный балдахин над головой. Солнечные лучи проникали в открытое окно, снаружи слышалось воркование голубей, жужжание пчел и крики павлинов, расхаживавших по саду.

Но в то же время ее не покидала мысль о маркизе — она чувствовала, что никогда не сможет забыть гнева в его глазах, выражения уныния на его лице, когда он выходил из комнаты Бьянки де Сильва. Она до сих пор слышала изумление и негодование в его голосе, когда он увидел ее у двери:

— Друзилла, какого черта ты здесь делаешь?

Возможно, ей следовало отправить слугу наверх, чтобы он сообщил о том, что она ждет внизу. Как всегда, она действовала, не подумав.

Лучше бы она никогда не видела эту хорошенькую головку, лежавшую на подушках!

— Ваша ванна готова, миледи.

— Да, пора вставать, — пробормотала Друзилла.

Ей не хотелось подниматься. Она боялась встречи с маркизом, ей было страшно увидеть выражение презрения в его глазах. Ей хотелось просто лежать здесь, забыв обо всем, — но разве сможет она когда-нибудь, хотя бы на мгновение, забыть, что произошло?

Она с трудом заставила себя встать, выкупаться в теплой воде, благоухавшей ароматом цветов, и надеть шелковое белье, которое Роза подала ей.

Она села у большого серебряного зеркала, Роза уложила ее волосы и принесла из гардеробной, битком набитой роскошными туалетами, очаровательное платье.

Одевшись, Друзилла взглянула на себя в зеркало. Для сегодняшнего вечера Роза приготовила ей белое платье из тончайших кружев. Плотно облегающий корсаж подчеркивал округлые формы ее груди, плечи ее были открыты, и она выглядела очень юной и невинной.

Глядя на свое отражение, Друзилла пришла к выводу, что лучшего выбора Роза сделать не могла. Она выглядела именно так, как должна выглядеть новобрачная. В Лондоне она была блистательной, элегантной дамой, которая поразила и взяла штурмом весь высший свет. Сейчас же из зеркала на нее смотрела юная, неискушенная девушка, вступающая в жизнь рука об руку с любимым человеком.

«С любимым человеком!»

Друзилла повторила про себя эти слова и вдруг поняла, что это правда! Она любит маркиза!

До сих пор она об этом просто не догадывалась, но теперь это открытие поразило ее, как будто стрела пронзила ее сердце. Она любит его!

Вот почему она так мучительно ревновала его, сначала к герцогине, а потом к Бьянке де Сильва. Вот почему она с такой яростью вырвалась из его объятий прошлой ночью — не потому, что его страстные поцелуи испугали ее, а потому что она была в смятении от того, что он пробудил в ней такие чувства, которые доселе были ей неведомы.

Я люблю его… я люблю его!

Ей казалось, что она видит в зеркале эти слова, начертанные огнем.