litbaza книги онлайнРазная литератураКрушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 342
Перейти на страницу:
вправе принимать любые решения, не согласовывая их с Петроградом. Представители самых разных политических групп были одинаково невысокого мнения об их государственных талантах. «Ни чрезмерно деятельный великий князь Николай Николаевич, ни глава его штаба генерал Янушкевич ничего не смыслили в вопросах внутренней политики и экономики»[379], — замечал Керенский. С ним был полностью солидарен генерал Курлов: «В вопросах гражданских генерал Янушкевич был так же неопытен, как и его августейший принципал»[380].

Многие из этих решений эхом отдавались по всей стране, били по ее экономике и международным позициям. В этом ряду следует особо назвать массовое выселение неблагонадежного населения из прифронтовых губерний. Возмущался даже начальник департамента полиции Васильев: «Во время войны действия военных властей, которые присвоили себе право удалять из зоны военных действий без каких-либо формальностей любых, кажущихся им подозрительными, людей, порождали много проблем… Сотни подобных дел об изгнании жителей из зоны военных действий находились под моим личным наблюдением; и много раз я мог только покачать головой по поводу примитивности методов военных властей при проведении необходимых расследований и, в конечном счете, их обращения с невинными людьми, которых они провозглашали шпионами»[381]. Тыловые города переполнялись массами неустроенных, нищих и озлобленных беженцев.

Отдельно следует отметить выселение решением военных властей всех евреев, которых рассматривали в качестве потенциальных изменников, в том числе и со вновь завоеванных территорий Австро-Венгрии. «Десятки тысяч, а затем и сотни тысяч евреев из Галиции и западного края получили предписание в 24 часа выселиться, под угрозой смертной казни, в местности, удаленные от театра военных действий; вся эта масса еврейского населения, зачастую не знавшая русского языка, эвакуировалась принудительно в глубь России, где она могла служить рассадником сначала паники и эпидемий, а затем — жгучей ненависти к властям»[382]. Из-за высылки евреев крайне осложнялись отношения с союзниками, протестовавшими по этому поводу. Я уж не говорю об имидже России в западной прессе.

Ставка считала себя вправе заниматься даже законопроектной деятельностью. Так, Янушкевич прислал министру земледелия Кривошеину проект наделения солдат землей и конфискации ее у тех, кто дезертирует и сдается в план, чем вызвал немалые негодование и насмешки в правительстве. Постепенно в руки военных переходило и руководство в Петрограде. В. А. Яхонтов из канцелярии правительства, в обязанности которого входило стенографировать его закрытые заседания, позднее поведал о настроениях, царивших в связи с этим в Совете министров: «Столица империи, сосредоточение всей жизни государства, находились под рукой разных, часто сменявшихся военачальников — Горбатовского, Фан-дер-Флита, Туманова, Фролова (главные начальники Петроградского военного округа — В. Н.) и других, которые рассматривали себя в качестве независимых владык и разговаривали с правительством как с управлением побежденного города, а иногда и просто с ним не разговаривая и проводя собственную политику в интересах обеспечения внутренней безопасности, в вопросе рабочем, в отношении печати, к общественным организациям и т. д. Петербургский градоначальник находился в подчинении прямом начальнику военного округа и делился сведениями о петербургских событиях с министром внутренних дел лишь в порядке добрых с ним отношений, поскольку позволяло время»[383]. Стоит ли говорить, что главным виновником военных неудач Ставка считала правительство Горемыкина.

Естественно, такое положение считалось в Совете министров совершенно неприемлемым и осуждалось едва ли не на каждом заседании, причем представителями обоих правительственных лагерей, по-прежнему враждовавших. Ситуация стала видна невооруженным взглядом, и уже военно-морская комиссия Государственной думы во главе с кадетом Шингаревым призывала императора: «Только непререкаемой царской властью можно установить согласие между ставкой великого князя Верховного главнокомандующего и правительством»[384].

Особенно двусмысленными и острыми были отношения между Ставкой и Сухомлиновым, на которого Верховный главнокомандующий возлагал персональную ответственность за нехватки снарядов и других боеприпасов и вооружения. Военный министр стал предметом ненависти и для всей прогрессивной общественности. Но и на этом неприятности Сухомлинова не заканчивались. «Положение военного министра осложнялось в значительной степени существованием в Военном министерстве должностей генерал-инспекторов пехоты, кавалерии, артиллерии и инженерной части, из коих две последние должности были заняты лицами Императорской фамилии»[385], — замечал Курдов. Особое рвение проявлял великий князь Сергей Михайлович, фактически не подпускавший военного министра к Главному артиллерийскому управлению.

В начале 1915 года по инициативе Николая Николаевича на Сухомлинова началась прямая атака, в которой приняли участие генералы Ставки, либералы из кабинета, влиятельный лидер октябристов Гучков и связанный с ним бывший товарищ военного министра генерал Алексей Поливанов. Причем осуществлена эта атака была так, что нанесла максимальный урон авторитету власти. Стрелявшийся однажды на дуэли с Гучковым полковник Мясоедов, который по протекции Сухомлинова возглавлял контрразведку злополучной 10-й армии, был обвинен в шпионаже. Мясоедова арестовали в Ковно, направили в Варшавскую крепость, где судили судом военного трибунала, на который давила Ставка, и в тот же день — 17 марта — спешно повесили. Даже Алексей Васильев подтверждал, что «ни полковник Мясоедов, ни генерал Сухомлинов никогда не совершали преступных действий»[386]. После Февраля дело Мясоедова будет пересмотрено и все причастные к нему оправданы. Но тогда оно вызвало огромнейший резонанс в стране. Еще бы, впервые было предъявлено официальное подтверждение проникновения немцев в высшие государственные сферы, о чем постоянно говорила либеральная оппозиция. Была «подтверждена» предательская роль Сухомлинова, а значит, делала вывод оппозиция, и всего правого крыла правительства. Более того, наложившись на крупные военные неудачи весны-лета 1915 года, подобные настроения создавали почву для обвинений в измене всего высшего руководства страны.

В состояние крайнего возбуждения и негодования пришло общество. Причем в связи с военными потерями возмущались не только и не столько захватчиками, как во всех прочих воевавших странах, сколько собственной властью. «Патриотический подъем сменился тревогой, и роковое слово «измена» сначала шепотом, тайно, а потом явно и громко пронеслось над страной»[387], — писал председатель Госдумы Михаил Родзянко. У «измены» появилось и конкретное имя, которое в качестве символа «прогерманской партии» все громче звучало в штабах фронтов, думских кругах и министерских коридорах — императрица Александра Федоровна. «Летом 1915 года стали выявляться симптомы массового гипноза, постепенно овладевавшего людьми; из штабов фронта стали исходить пускавшиеся какими-то безответственными анонимными личностями слухи о том, что императрица служит главной причиной всех наших неурядиц, что ей, как урожденной немецкой принцессе, ближе интересы Германии, чем России, и что она искренне радуется всякому успеху германского оружия, — констатировал Воейков. — Вырабатывалось даже несколько планов спасения Родины: одни видели исход в заточении Государыни в монастырь и аресте Распутина, якобы занимавшегося шпионажем в пользу Германии; другие считали необходимым выслать Государыню за границу»[388].

В стране

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 342
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?