litbaza книги онлайнРазная литератураКрушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 342
Перейти на страницу:
вновь, как в начале войны, пошли немецкие погромы, наиболее крупный из которых шокировал Москву в конце мая и проходил при явном попустительстве со стороны незадолго перед тем назначенного командующего Московским военным округом князя Феликса Юсупова (старшего). Историк Сергей Мельгунов стал очевидцем событий: «При пении «Боже, царя храни» шествовала тысячная толпа во главе с людьми со значками Общества «За Россию». Сзади начинались погромы. Предварительно во всех московских газетах… печатались списки высылаемых немцев… Погром разросся и превратился в нечто совершенно небывалое — к вечеру разгромлены все «немецкие» магазины. Вытаскивали рояли и разбивали. Полиция нигде не препятствовала погромщикам»[389]. Город в течение трех дней был во власти толпы, пострадали 475 коммерческих предприятий, 207 частных домов и квартир, 113 подданных Германии и Австро-Венгрии, 489 русских с подозрительными фамилиями и 90 российских подданных с русскими фамилиями[390].

В толпе погромщиков открыто говорили об измене в царской семье с особым упором на роль Александры Федоровны. Впервые с 1908 года пришлось использовать войска для наведения порядка внутри страны.

Одновременно прогрессивная общественность, продемонстрировавшая в начале войны несвойственный ей патриотический порыв, возвращалась к противостоянию власти, но уже под флагом патриотизма. Керенский рассказывал: «Весенняя трагедия в Галиции 1915 года вызвала взрыв патриотизма в стране, сорвала замок молчания с ее уст. Первыми заговорили промышленники во главе с Рябушинским, потом — земцы, городские деятели, кооператоры. Русское общество властно потребовало своего ответственного участия в организации обороны страны, потребовало правительства, способного работать с общественными организациями»[391]. Требовали отставки правительственных консерваторов, включая премьера. При этом авторитет Николая Николаевича поколеблен не был. «За первый же год войны, гораздо более неудачной, чем счастливой, он вырос в огромного героя, несмотря на все катастрофические неудачи на фронте, перед которым преклонялись, которого превозносила, можно сказать, вся Россия»[392], — написал Шавельский. Как важно не быть, а казаться…

Николай П, до поры доверявший ведение войны военным, понял, что пора вмешиваться. Всю позднюю весну он провел в войсках и в Ставке, где Верховный главнокомандующий жаловался на военные поражения, провалы со снабжением армии и жаждал утешения. «Бедный Н., рассказывая мне все это, плакал в моем кабинете и даже спросил меня, не думаю ли я заменить его более способным человеком, — писал император. — …Он все принимался меня благодарить за то, что я остался здесь, потому что мое присутствие успокаивало его лично»[393]. Николаю Николаевичу и генералам его свиты удалось убедить императора, что прогрессивная общественность, по большому счету, права и надо идти ей навстречу. По возвращении из Барановичей 14 мая высочайшим решением было организовано Особое совещание по обороне, куда помимо правительственных чинов вошли представители Госдумы, Госсовета, а также промышленности и торговли. Функции Совещания во многом совпадали с теми, которые выполняла Особая распорядительная комиссия по артиллерии под руководством великого князя Сергея Михайловича.

Накануне своего очередного отъезда в Барановичи 11 июня император встретился с Сухомлиновым. Между ними состоялся длинный разговор, в ходе которого военному министру не удалось защитить себя.

Николай не сомневался в честности Сухомлинова, что позднее также подтвердит и суд (правда, после многомесячного тюремного заключения экс-министра) и не спешил с его отставкой, однако вынужден был уступить Ставке и общественности. Приехав в Барановичи, царь надолго уединился с Николаем Николаевичем, по-прежнему пребывавшим в расстроенных чувствах. В то же день, явно под воздействием аргументов великого князя, Николай II отправил в отставку министра юстиции Маклакова, скальпа которого давно требовала прогрессивная общественность, и назначил военным министром Поливанова, известного исключительной близостью к Гучкову. «Поливанов старался делать вид, что ему тяжело брать на себя такую страшную обузу, как Военное министерство, но ему это не удавалось, — свидетельствовал Джунковский, — видно было и чувствовалось, как он счастлив, что опала над ним кончилась и он опять у власти»[394]. В тот же день великий князь Андрей Владимирович написал в дневнике: «Уже теперь поговаривают, что Кривошеин орудует всем и собирает такой кабинет министров, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом как желание умалить власть Государя»[395].

14 июня 1915 года император провел первое() с начала войны совместное заседание Верховного главнокомандования и Совета министров — в шатре-столовой на лесной поляне возле императорского поезда. Как заметил генерал Данилов, правая рука Николая Николаевича и Янушкевича, «в налаживавшемся общении Ставки с правительством все мы почувствовали нечто свежее и бодрящее»[396]. После совещания император подписал рескрипт на имя премьера Горемыкина, предписав возобновить занятия Государственного совета и Государственной думы не позднее августа и поручив Совету министров разработать на их рассмотрение законопроекты, «вызванные потребностями военного времени». У императора вырвали очередные уступки. О степени давления на него можно составить представление по письму, которое он в тот вечер написал жене: «Да, моя родная, я начинаю ощущать свое старое сердце. Первый раз это было в августе прошлого года после Самсоновской катастрофы, а теперь опять — так тяжело с левой стороны, когда дышу. Ну, что ж делать!»[397].

Вернувшись из Ставки в Царское Село в конце июня, Николай II пошел и на то, чтобы пожертвовать и остальными министрами, отставки которых давно добивались либералы — Щегловитова и Саблера. На освободившиеся места были назначены Александр Хвостов (юстиция), князь Николай Щербатов (МВД) и Александр Самарин (Святейший Синод). Всех новых министров объединяло то, что они были приемлемы для оппозиции. Россия получила почти либеральное правительство. Но это не значит, что Николай II полностью солидаризировался с Сазоновым, Кривошеиным, Барком и компанией. Царь бросил им в лицо обвинение в нарушении этических норм, заявив, что «привык к военной атмосфере и считает совершенно немыслимым подобный инцидент в полку, где часть офицеров обратилась бы к командиру полка с ходатайством об увольнении некоторых из своих сотоварищей, ни в чем не провинившихся»[398]. Кривошеин так и не получил премьерского кресла, которого активно добивался. «Пока Горемыкин оставался у власти, царь мог быть уверенным, что либеральным министрам не позволят выйти за пределы своей компетенции или капитулировать перед требованиями Думы и самодеятельных организаций»[399], — писал известный эмигрантский историк Георгий Катков.

Восторг в прогрессивных кругах был полный, хотя и недолгий. «Таким образом, — радовался Поливанов, — все перемены в личном составе Совета министров, возникшие под влиянием общественного мнения в июне, в течение истекшего месячного периода были закончены, и правительство могло явиться перед Государственной думой, созыв которой решено было приурочить к 19 июля — годовщине со дня объявления войны — в составе, из которого

1 ... 41 42 43 44 45 46 47 48 49 ... 342
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?