С приближением Рождества Габриэль вновь начало овладевать уныние. Ей больше не удавалось завести полезных знакомств, узнать что-нибудь новое о Гэвине, и она почти лишилась надежд получить какие-либо сведения в будущем.

Прошло два с половиной года с тех пор, когда она в последний раз видела мужа. Порой она просыпалась глубокой ночью, охваченная ужасом оттого, что не может вспомнить его лицо, когда он смеялся, не может точно вспомнить его голос. Ее тело мучительно тосковало по ласке и любви. Лишь присутствие Серены помогло ей выдержать последний год, но больше у нее не было сил терпеть. Она отчаянно нуждалась в мужском обществе, мечтала о возможности немножко пококетничать, почувствовать себя женщиной, соблазнительной и желанной.

– Два с половиной года, – горестно шептала она в ночной темноте. – Ты простишь меня, любовь моя? Таким ли уж серьезным покажется тебе мое предательство?

Ответа не было. Габриэль знала, что, поменяйся они местами, Гэвин никогда бы ей не изменил. Ни за что. Это не в его характере. Почему же она готова сделать это? Не то чтобы отказаться от него и влюбиться в другого мужчину – такого она не сделает, это немыслимо. Ну а короткая интрижка? Так ли уж постыдна физическая измена? Габриэль ворочалась в постели, временами проваливаясь в беспокойный сон, но ответа на эти вопросы все не находила.

Накануне Рождества американскую и европейскую общины Сайгона охватило тревожное беспокойство. Еще свежо было в памяти Новогоднее наступление Вьетконга, и хотя представлялось маловероятным, что партизаны располагают достаточными силами для очередного вторжения в город, эту возможность нельзя было полностью исключать.

– Пожалуй, крошке Гэвину было бы лучше провести Рождество и Новый год дома, во Франции, – осторожно -предложила Серена. – На тот случай, если Вьетконг опять перейдет в наступление.

– Я подумаю об этом, дорогая, – уклончиво ответила Габриэль.

Мысль о расставании с Сайгоном ужасала ее. Здесь она могла сопротивляться соблазну завести любовника. Здесь не было Рэдфорда.

Серена бросила на нее озадаченный взгляд. Габриэль была невероятно заботливой матерью, и Серене казалось, что одного упоминания о возможном нападении на город будет достаточно, чтобы вынудить ее как можно скорее доставить ребенка в ближайшую контору авиакомпании и отправить домой до окончания новогодних праздников.

Габриэль очень хотела остаться в Сайгоне, но два события, случившихся в один из следующих дней, заставили ее передумать.

21 декабря в уличном кафе, набитом американскими солдатами, взорвалась ручная граната. Габриэль гуляла с сыном по парку, слева от католического храма. Несмотря на то, что они находились в тридцати шагах от кафе, их осыпало осколками стекла, один из которых рассек лоб Гэвина, испугав его и оставив глубокий уродливый шрам.

Когда они вернулись в «Континенталь», Габриэль получила письмо от матери. Она сообщала о том, что у отца случился сердечный приступ. Состояние Этьена не внушало серьезных опасений, и тем не менее мать просила Габриэль вернуться вместе с крошкой Гэвином домой. Хотя бы ненадолго.

– Сумеешь ли ты достать билеты, когда Рождество на носу? – спросила Серена, озабоченно хмуря брови.

– Не знаю, дорогая, – ответила Габриэль, пожимая плечами с беззаботностью истинной француженки. – Остается лишь попытать счастья.

В течение нескольких часов казалось, что надеждам Габриэль не суждено оправдаться, но потом ей перезвонили из авиакомпании и сообщили о наличии двух снятых с брони мест на рейс, отправляющийся в восемь часов утра накануне Рождества.

– А как же ты? – спросила Габриэль. – Я не знаю, когда вернусь. Может, меня не будет довольно долго. Как ты будешь жить одна в Сайгоне? Ты останешься здесь?

Серена подумала о Рождестве в Бедингхэме. Об огне, который разведут в, камине Желтой гостиной; о высокой, празднично убранной елке в холле; о прогулках по скрипящему снегу в сопровождении дряхлых отцовских спаниелей, о сладких пирожках с миндалем и изюмом, о неизменной индюшке и рождественских песнопениях в маленькой церкви, почти не уступавшей возрастом самому поместью. Потом она вспомнила о детях в приюте. О тех, кто потерял родителей под американскими бомбами, об уродцах, которых бросили, чтобы избавить семью от обузы, о разноцветных детях проституток, отказавшихся от собственного потомства.

– Да, – ответила она, оттесняя мысли о Бедингхэме в дальний уголок своего сознания. – Я остаюсь. Может, перееду к Люси. У нее квартира на Фанвандат. – Впрочем, Серена знала, что не станет этого делать.

– На твоем месте я бы не торопилась возвращаться в Сайгон, – печально промолвила Нху, когда Габриэль пришла к ней попрощаться. – Сомневаюсь, что кто-нибудь сможет сообщить тебе о том, где находится Гэвин. Нам остается только ждать.

Так и не найдя мужа, с печалью в душе Габриэль покинула город. Как только «боинг» взмыл в небо, она посмотрела вниз на красно-розовые крыши, гадая, долго ли ей придется ждать, прежде чем она повторит это путешествие, но уже вместе с Гэвином.

Дома ее встречали не только родители, но и Мишель.

– Потрясающе! Как ты узнал, что я возвращаюсь? – радостно спросила Габриэль, крепко обнимая его.

– Твоя мать позвонила мне, – застенчиво отозвался Мишель.

Он совсем не изменился – был все так же худ, долговяз и неуклюж. Его тонкие запястья на добрый дюйм торчали из-под манжет рубашки, а очки в черепаховой оправе по-прежнему придавали ему вид скорее школьного учителя, чем музыканта. Он сгибался под тяжестью подарков. Для Вань он привез изготовленные вручную бельгийские шоколадные конфеты, Этьену – коробку сигар, огромный флакон духов «Шанель № 5» для Габриэль и целую охапку игрушек для крошки Гэвина.

– Я опасался, что он меня забудет, – сказал Мишель, усаживаясь на корточки и раскидывая руки, чтобы поймать мальчика, который, издав радостный крик, заспешил ему навстречу.

– Он пошел в свою мамочку, – ответила Габриэль, весело улыбаясь. – Никогда не забывает друзей.

Ей было очень приятно вновь оказаться в обществе Мишеля, который никогда ничего от нее не требовал. Габриэль уже начинала подумывать о новых песнях. Чтобы скоротать время перелета из Сайгона, она занялась сочинением стихов. Работа принесла ей радость.

– Надеюсь, ты не слишком занят аранжировками чужих композиций и найдешь время написать музыку для меня? – спросила она, отлично зная, что у Мишеля всегда найдется время для ее песен.

Мишель выпрямился, держа Гэвина на руках.

– Габриэль, – торжественно заговорил он, – ты даже не представляешь, с каким нетерпением я ждал твоего возвращения в Европу, чтобы продолжить работу с тобой. Группа Рэдфорда уже записала шесть аранжированных мной песен. Та из них, что вошла в тридцатку лучших, теперь исполняется тремя известными певцами и в настоящее время занимает двенадцатое место в американском хит-параде. Тебя ждут кучи денег и бухгалтер, который едва не сходит с ума оттого, что ты не отвечаешь на его письма.