– Растения, травы и так далее. Думал, в один прекрасный день мне это пригодится.

– И как? – не совсем всерьез спросила я.

– Пригодилось, – ответил Доггер и не стал продолжать эту тему.

В этот момент мне представилась мрачная картина, как Доггер и отец, раскрасневшиеся от сидения в засаде где-то на полном испарений поле в Юго-Восточной Азии, выскакивают из канавы и накидывают удавки из острой, как сталь, травы на шеи тех, кто за ними охотится.

– А кораллы? – спросила я, стремясь как можно скорее сменить тему.

– На втором плане, – сказал Доггер. – В конце концов я передал свои образцы Музею естественной истории в Оксфорде.

– Почему? – полюбопытствовала я.

– Чтобы их видели те, кому они больше по душе, чем мне.

– А-а, – протянула я, не найдясь с ответом.

В этот момент мы подъехали к гаражу Берта Арчера. Несмотря на мороз, Берт вышел нам навстречу. Жестами он показал, куда ставить «Роллс-Ройс».

– Удивительный образчик машиностроения, – заметил он, когда мы остановились. – В прошлом месяце я проверял спидометр на «Серебряном призраке» леди Деннистон.

Он жутко ухмыльнулся, как будто удачно пошутил.

– А теперь, – продолжил он, в предвкушении потирая руки, – давайте поставим старушку на подъемник и посмотрим, что у нее под юбками.

Доггер слегка нахмурился.

– Прошу прощения, мистер Арчер. У кое-кого слишком длинные уши.

Берт не отреагировал, но у меня было чувство, что он усвоил урок.

– Нашли еще одно тело, мисс? – спросил Берт. Это прозвучало так, будто он гордится моими достижениями. – Этого парня Сэмбриджа из Торнфильд-Чейза?

– Верно, – спокойно ответила я, пытаясь вести себя сдержанно.

– Мне будет его не хватать. Всегда давал мне работу.

Как странно. Старый «Остин» Роджера Сэмбриджа производил впечатление, будто на нем не ездили со времен динозавров. Я не смогла сдержаться.

– У него была вторая машина? – поинтересовалась я.

– Ха! – возразил Берт. – Зачем ему? Когда у него такая соседка, как Лилиан. Мужчина, у которого есть соседка вроде Лилиан, не нуждается больше ни в чем в этой жизни, как сказал бы викарий.

Я не видела машину около дома Лилиан Тренч, но это не значит, что ее у нее не было. Даже ведьмам надо как-то перемещаться в тех случаях, когда метлы слишком бросаются в глаза.

– Благодарю вас, мистер Арчер, – сказал Доггер. – Не будем вам мешать.

Оставив «Роллс-Ройс» в гараже, мы с Доггером пошли пешком по залитому лунным светом полю обратно в Букшоу.

На середине поля, со Средних веков известного под названием Пашня, мы остановились передохнуть и посмотреть на наши отпечатки ног, уходившие по направлению к деревне и уменьшавшиеся в отдалении.

– Как в песне «Добрый король Венцеслав», да? – спросила я, оттягивая кончики своих метелок (а это не так просто, как может показаться). – Снег лежал, как полотно, ровный, хрусткий, пряный? Есть. Разливала свет луна? Определенно. Хоть мёрз даже голос? Да. Идеальное совпадение, правда, Доггер?

– Идеальное, – согласился он.

– Не хватает только бедняка, собирающего хворост.

В этот самый миг темноту пронзил луч трактора, выехавшего на дорожку и тащившего за собой прицеп с дровами.

Мы рассмеялись.

Никто никогда этому не поверит, и я знала, что мы с Доггером сохраним этот мир только для нас двоих. Есть магия, которой нельзя делиться. Даже слова лишат ее всей силы.

Это знал даже Оливер Инчболд, правда?

Он написал эти строки в одной из своих книг – о том, как он гулял на побережье с сыном. Я помнила иллюстрацию: ни единой живой души в поле зрения, и только исчезают вдали две пары отпечатков, крупные и маленькие.

Как это похоже на наши отпечатки в снегу – Доггера и мои. Другое время года и другой пейзаж, но тот же смысл: взрослый и кто-то младше идут бок о бок в глуши, и только по следам можно определить, где они были.

Как человек, способный написать такие строки, оказался настолько жесток, чтобы избивать ребенка? Неужели Хилари Инчболд говорил правду?

А если нет, о чем еще он мог солгать?

– Ты когда-нибудь задумывался, Доггер, – спросила я, – что, если злоба – это химическое состояние?

– Задумывался, мисс Флавия, – ответил он. – Иногда я думаю только об этом.

Мы снова тронулись в путь, какое-то время молчали, и слышался только хруст снега под ногами.

Хотя я умирала от желания поговорить с Доггером об отце, я обнаружила, что не могу. Доггер и так обременен столькими тревогами, не стоит добавлять свои.

– У тебя есть братья и сестры, Доггер? – спросила я. Первый раз в жизни у меня возник этот вопрос.

– Да, есть, мисс Флавия, – ответил он после очень долгой паузы. – Хотите, чтобы я рассказал о них?

– Нет, – сказала я.

– Спасибо, – отозвался он.

Мы снова какое-то время шли в молчании. В молчании, потому что мы могли столько сказать друг другу.

– Доггер, как ты считаешь, это справедливо, что кто-то живет целую вечность, а кто-то обречен на гибель?

Доггер рассмеялся. Он правда рассмеялся!

Никогда раньше не видела, чтобы он смеялся, и это был странный и приятный звук.

– Неважно, как я считаю, – сказал он. – Есть старая пословица, суть которой заключается в следующем: неважно, куда мы идем, мы все придем в одно и то же место.

Я грустно кивнула, потому что это правда.

– Это все химия, – сказала я.

– Это все химия, – согласился Доггер.

Я не могла уснуть. Звезды за моим окном горели ярче прежнего, если это вообще возможно, ярче, чем когда мы с Доггером возвращались домой.

Вдали, за Висто, на востоке высоко в небо поднялись близнецы Кастор и Поллукс.

Оливер Инчболд писал что-то о звездах, верно?

Где это было? Конечно же! Не в «Лошадкином домике», а в «Балладах на ночь».

Все зависит от точки зрения, не так ли?

Мотив для убийства деревенского резчика по дереву может быть совсем не таким, как мотив для убийства всенародно любимого писателя. И подозреваемые тоже могут быть разными.