В ораторском раже Джереми перешел некую грань, заходить за которую не следует интеллектуалам в беседе с правительственными служащими, с которыми искренность в высказываниях невозможна, и он тут же одернул себя, показывая, что зря начал «метать бисер перед свиньями». С фальшивой улыбкой профессор извинился:

– Простите, что ударился в многословие. Вам ведь нужно что-нибудь покороче и поконкретнее.

– Вы правы, – подтвердил Бентс. – Поэтому вернемся к Саманте Лидс.

Джереми затянулся контрабандной «коммунистической» сигарой и грустно вздохнул:

– Валяйте, спрашивайте.

– Вам повезло, что Саманта была вашей студенткой?

– В каком смысле? – Профессор был несколько ошарашен вопросом.

– В прямом. Сексуально привлекательную девушку обучать вашим премудростям все же приятнее, чем какую-нибудь дурнушку.

Джереми хотел было оскорбиться, но передумал:

– Вы намекаете на то, что я спал с нею до брака?

– Это вы сами сказали, а не я.

– Я могу пригласить адвоката и пожаловаться на вас, детектив, как вас там зовут... Бентс?

– Разве я чем-то оскорбил вас или в чем-то обвинил? Честно говоря, я даже немного вам позавидовал... по-мужски. Расскажите, как все было. Дело давнее, вашей репутации не повредит. Мой рот, обещаю, будет на замке. Наша работа ведь и состоит в том, чтобы собирать крохи чьей-то личной жизни.

– Мне очень не хотелось бы вспоминать о тех временах, – заявил Джереми, и целая гамма эмоций, подобно разноцветной радуге, отразилась на его лице.

Он был зол и возмущен и хотел бы послать подальше столь назойливого копа, но и поделиться с кем-нибудь подробностями об одной из своих сексуальных побед для такого тщеславного мужчины было весьма соблазнительно. Джереми загасил окурок сигары, оперся подбородком о сложенные руки и в такой удобной позе погрузился в воспоминания:

– То был трудный момент в моей жизни. Я только что расстался с моей первой супругой. Вы знаете, как это бывает – ощущение пустоты, утраты, и вдруг появляется Саманта! Я не имел права претендовать на ее благосклонность, хотя бы из-за разницы в возрасте. Но сердцу не прикажешь – как оказалось, ни ее сердцу, ни моему. Одним словом, мы нашли друг друга. Это вызвало небольшой скандал в нашем кругу и ускорило наш развод, хотя, впрочем, мой первый брак давно можно было считать распавшимся. Но все-таки моим адвокатам пришлось постараться, чтобы скорее освободить меня и дать возможность нам с Самантой воссоединить наши судьбы.

Фразы, произносимые Джереми, накатывались на слушателя, как ленивый, монотонный прибой на прибрежную гальку. Вот так, наверное, он убаюкивает на лекциях своих студентов, кого-то доводит до диплома, некоторых – до своей постели.

– Я – неисправимый романтик, – продолжал профессор. – Я все время ищу свой идеал и на этом идеале женюсь, а потом, хотя испытываю горечь разочарования, вновь отправляюсь на поиски нового идеала.

– После развода с Самантой вы снова женились?

Джереми всплеснул руками, выражая то ли раскаяние, то ли триумф победоносного «романтика».

– И опять на хорошенькой студентке. Но только после того, как предшествующий брак был расторгнут. Я на этом пути не сделал ни одного неверного поворота. Меня нельзя упрекнуть в двоеженстве или в совращении несовершеннолетней. Я поступаю как свободный гражданин, и мой единственный проступок лишь в том, что я курю сигары, производимые на острове Фиделя Кастро.

– Мы же договорились, что это меня не касается, – напомнил ему Рик.

– Прекрасно. Так чем еще я могу вам помочь?

Бентс даже начал испытывать некоторый азарт, возвращая профессора из заоблачных сфер на землю, как будто дергая за ниточку улетающий вверх воздушный шарик.

– Когда Саманта еще училась у вас, вы не предлагали ей заниматься проституцией?

Джереми вытаращил глаза. Бентс остался доволен собой. В словесном фехтовании с интеллектуалом он сразу выиграл несколько очков.

– Бог мой! Вы что, спятили?!

– Не предлагали ли вы ей связанную с проституцией тему для дипломной работы? – уточнил он.

Джереми Лидс быстро оправился от укола.

– Вы употребили неверный термин. Речь шла конкретно не о проституции, а о «психологии улицы» – что заставляет людей искать там средства к существованию, торговать своим телом, наркотиками и тому подобное. Тема интересная, согласитесь. Меня как-то осенило в удачный момент, и я отдал эту идею на откуп Саманте. Совершенно бескорыстно, и о том не жалею. Она блестяще справилась с заданием. Печально лишь, что результат привел к нежелательным последствиям.

– В каком смысле?

– В смысле нашего брака. Я настолько был ею очарован, что предложил Саманте соединить наши судьбы, и допустил ошибку.

– Какую?

Лукавая, кошачья улыбка появилась на лице профессора.

– Я поздно осознал, что мы пролагаем разные тропинки в жизненных джунглях, по-иному собираемся строить свои карьеры.

– Она решила идти своим путем?

В ответ Джереми молча пожал плечами.

– И вы нашли себе новый объект для приложения своих идей и способностей?

Профессор явно начал терять терпение.

– Мужчина по своей натуре не склонен к одинокому существованию. Надеюсь, вам, детектив, из вашего богатого личного и служебного опыта это известно.

– Но ведь вы все же сожалеете, что ваш брак с Самантой распался? Или я ошибаюсь?

Теперь глаза профессора сощурились до узких щелочек, как смотровые прорези в танковой броне, и из них устремились на лицо полицейского два изучающих луча.

– Я сказал лишь то, что имел в виду, а именно: мне жаль, что мы не пошли по жизни вместе, а расстались в самом начале пути.

Бентс ему не поверил. Ни одному его слову, ни его глазам, ни улыбочкам. Профессор Джереми Лидс был насквозь фальшивый, а душа его сжалась в комочек и теперь трепетала от страха, несмотря на внешнюю браваду. Но связан ли был этот страх с какой-то конкретной виной, или его просто напугал явившийся к нему полицейский? Смог бы Джереми срежиссировать подлый спектакль с таинственным «Джоном» в главной роли? Бентсу надо было все это обдумать, лучше в одиночестве и с сигаретой в зубах.

– Будьте откровенны, детектив, не пудрите мне мозги. Вы думаете, я в чем-то замешан. Скажите прямо, и я прямо вам отвечу. К тому, что происходит с Самантой сейчас, я никакого отношения не имею. И ничего плохого никогда бы ей не сделал. И мне сейчас абсолютно безразлично, что она вдруг вздумала найти себе работу опять у меня под боком.

Он вытянул шею, приблизив свое лицо совсем близко к лицу полицейского, и понизил голос почти до доверительного шепота.

– Знаешь, дружище, в ней что-то было и до сих пор есть. Я тогда втрескался в нее по уши. Это не просто женский шарм, а некая харизма интеллектуальной женственности. Вот почему я выделил ее из всех других студенток.