В мае 534-й Саксонский полк на грузовиках перебрасывают к линии Балыбасовка – Красноармейское. Нужно запереть русских в котёл ударом на Изюм с юга. Хорошее время. Прогулка по пустой дороге… Всё сделали танки третьего корпуса. Они раздавили пехоту и кавалерию.

Оказывается, на этих позициях стояли самые настоящие монголы из самой настоящей монгольской армии. Гауптман Вирен раскрыл одному пленному узкое веко и показал кожаный мешочек в углу глазного яблока. Это знаменитый эпикантус кочевников – атавизм животного мира. Он нужен чтобы защищать слёзную железу от степной пыли. Теперь нам всем не хватает эпикантуса. Жаркий ветер воспаляет слизистую оболочку, у многих на лице мотоциклетные очки. Двадцать пять миль ежедневного перехода. Танки за нами не успевают…

-… и давно без сознания?

Ланге приоткрыл глаза и увидел рядом с кроватью мужчин в халатах. В одном он узнал Иохима Сульме – одесского консула, у которого получал карту для оформления вида на жительство.

- Да, собственно говоря, он и сейчас в сознании… просто спит. Состояние удовлетворительное. Средней тяжести.

- Скажите, доктор, возможна ли его транспортировка в Киев или в Германию для дальнейшего лечения?

- Не думаю, что это хорошая идея. Там ему будут делать то же самое, что и здесь. Никто не отменял устоявшейся методики лечения огнестрельных ранений. Оборудование и препараты – аналогичные, уход хороший. Овчинка выделки не стоит.

- Не все средства, лейтенант Ланге, годятся для достижения цели, – гауптман Вирен опустил бинокль. – Постарайтесь избежать больших потерь. Сколько осталось в роте человек?

- Сто одиннадцать и семь легко раненных.

- Ваш участок обороны – двести пятьдесят метров. Чтобы выбраться из котла, русские будут давить с двух сторон. Здесь самое узкое место наших позиций, – ткнул пальцем в тонкую линию окопов на карте. – По данным разведки, они бросят именно сюда последний танковый резерв. Держите связь с полковой артиллерией. Купфер вам поможет с воздуха.

- Сколько нам нужно держаться?

- Четыре часа. Танки третьего корпуса уже вышли из Чепеля.

Сильные руки санитаров осторожно перекладывают старика на каталку. Боль пронзает правое плечо, Ланге сжимает зубы, из прокушенной губы на грудь капает кровь.

- Женя, не кантуй его так. Подожди, сейчас опустим… Санитар вытер кровь салфеткой.

- Вот, Женька, учись терпению у старших. Крепкий старик. Вези в первую перевязочную.

В цейсовской оптике – восемь русских танков и плотная цепь пехоты. Броня, как мухами, облеплена солдатами.

- Дорфлем, Миз и Партлуген, готовить гранаты по три в связку. Фалькен, через пятьдесят метров убери пехоту с танков. Шульц и Бранер, искать командиров по пистолетам. Без команды огоньне открывать. Эрнст! Сколько у тебя снарядов?

- Восемь.

- Восемь снарядов – восемь танков, Эрнст. Не горячись, стреляй только наверняка. Нас сто восемнадцать, и мы должны выдержать натиск русского батальона. Сколько их? – Триста? Нет их пятьсот и даже больше. Последний резерв агонизирующей армии. Хотят вырваться через бутылочное горло позиций нашего полка. Нет, не выйдет! Не на тех напали…

- Лежите спокойно и не волнуйтесь. Сейчас все быстро закончится. Юля, следи за сердцем. Ледокаин… всё местное и бедро мне покажи. Чёрт! Потом в палату капельницу и через сорок минут вторую… Шприц… катетер… тампон… ещё тампон… Вот и ладненько… Зондик маленький. Хорошо. Люся, подержи… Шприц… Всё! Нитки обрезать и в палату. Капельницу сразу.

- Фалькен, не торопись. Тихо… тихо… пошёл! Молодец, Фалькен!

Оптика выхватила окровавленную броню русских танков. Оторванные кисти рук сползают на траки, белизна разбрызганных мозгов пятнами на башнях. Слева заработали тяжёлые пулеметы. Пехота залегла и стала постепенно перестраиваться в фарватер машинного выхлопа.

- Эрнст, подпусти их поближе!.. Давай!.. Раз!.. Эх, Эрнст, Эрнст… Нельзя в лоб! Давай ещё! Есть! Молодец! - Русский танк остановился и загорелся.

- Фалькен, не трогай танкистов, держи пехоту слева!

Огонь русских настолько плотен, что искривляет видимое пространство. На правом фланге замолчали пулеметы Берна и Тупельса. Два «Ворошилова» подобрались в зону опасной близости, поднялась пехота. Нужно срочно добраться к пулемётам.

Тяжёлое тело грузного Тупельса упало на днотраншеи. Теперь опустить прицельную планку. Выждать несколько секунд – и вот они, русские. Пули выдирают клочья мяса из бёдер, впиваются в живот и вспучивают грудную клетку. Серые бушлаты всё идут, идут и не ложатся… Вспышка, тьма и робкий просвет… Штурмовики Купфера кладут бомбы рядом с окопами.

Танки горят, единственный уцелевший пятится к лесу. В траншее суета. Русские всё-таки свалились на голову. Кряхтенье рукопашной схватки. Нужно выбираться из-под завала, в глазах темно. Наугад из пистолета – в тёмное пятно. Громадное тело давит его к стене окопа. Он выдирает из рук мертвеца саперную лопатку, движется в сторону громкого дыхания, стреляет в застиранную спину, оборачивается и сильно вталкивает лопату в полосатую грудину черного бушлата. Удар в затылок… темнота…

- Лейтенант, вы живы?

- Рихард, ты жив? - холодная маленькая рука Олеси Макароновой гладит небритую щеку Ланге.

Старик чувствует рукой её пальцы. Нужно девочку подбодрить…

- Почему посторонние в палате, Юля?

- Юрий Иванович, она сказала, что его невеста.

- Невеста? Ох-хо-хо. Как зовут тебя, невеста?

- Олеся.

- Олеся? Юля, сколько времени она здесь? Паспорт, документы?

- У меня есть.

Доктор долго рассматривает паспорт.

- Он успокаивается с ней. И давление стабильное.

- Аргумент… ладно. Ещё?

- Она, Юрий Иванович, вместе с ним оборонялась от бандитов, - медсестра поправила больному подушку.

- Вон оно как! Боевая подруга?

Ланге сильнее сжал руку девушки.

- Вот видите, Юрий Иванович, ему так лучше.

- Хорошо, невеста, сиди. Только, Юля, не вздумайте сюда заносить раскладушку!

- У меня нет второй кровати, Рихард.

- Нам не нужна вторая кровать, Полина. Зачем нам вторая кровать? Вторая кровать – это стена между нами.

- Я боюсь, Рихард.

- Невеста, тебе сейчас сестра объяснит, как следить за приборами, – доктор ещё раз пристально оглядел Макаронову.

Это ж надо... невеста! Какая у меня будет невеста в восемьдесят семь? И исполнится ли мне вообще восемьдесят семь с такой работой?