Бум-бум-бум.

Увидав впервые, до чего сноровисто разворачиваются войска, никогда не знавшие войны, я далеко не сразу понял, как это у них так лихо получается. И только когда услышал о «памяти предков» – догадался. Ну конечно же. Они знают про войну больше, чем хотели бы. Они не могут забыть ее физически. И поэтому здесь так стараются обойтись без серьезной драки. Кстати, наглые пижоны-кочевники, местные апачи с команчами, любят войну меньше всех. У степняков высокая детская смертность, их мало, для каждого племени десяток убитых – уже неприятность, и не дай бог погибнет сто – это просто неприемлемо, так нельзя, а кто же скот пасти будет.

Но порох, образно говоря, у всех сухой. Опять-таки – потому что о войне помнят и не умеют забывать.

Я выехал за ворота. У купола химлаборатории стоял доктор Шалыгин, даже издали усталый. Он поглядел в мою сторону, кажется, неодобрительно. Ну да, все – к противнику, а я от него. А обещал-то – впереди, на лихом коне… Что поделаешь, такая у меня хреновая работа.

Бум-бум-бум. Теперь я это слышал. Гул за спиной немного стих, зато нарастал грохот впереди.

Навстречу пылили джипы, перегруженные, облепленные людьми в респираторах. Значит, Газин отозвал из города всех. Мне никто даже не помахал. Да и бог с ними.

Их можно понять. Народ на войну едет, а я от войны. Да еще и без маски. Совсем чужой, не наш человек. Инородное тело. Прыщ на заднице экспедиции, как меня обозвал начальник штаба – то ли думал, не нашепчут, то ли точно на это рассчитывал…

Когда я проезжал сквозь строй городской стражи, какая-то невоспитанная лошадь харкнула на лобовое стекло. Она, наверное, хотела привести меня в окончательно доброе расположение духа, и у нее получилось. Я нервно рассмеялся. Стало полегче.

Великий вождь как раз вышел из тоннеля мне навстречу. Один, без свиты из писцов и доверенных помощников, с которой обычно ходит по городу. Словно к нам на базу собрался. А он, кстати, туда и собрался, чему я удивляюсь.

– Дочь просила тебе передать, чтобы не лез в драку, – сказал вождь, усаживаясь рядом. – Но я вижу тебя в боевом облачении. Значит, ты готов.

– Всегда готов, – брякнул я, разворачивая машину.

– Это многое объясняет, – загадочно высказался вождь.

Сам Тунгус был одет в парадную тогу и небрежно поигрывал боевым жезлом. Смотрелся правитель как всегда – одновременно величественным и слегка насмешливым. Будто его все это забавляет и сейчас он наши проблемы – одной левой.

Командиры отрядов издали приветственный клич, шаманы принялись лупить в бубны, Тунгус поморщился, я поспешно нажал на газ, и мы пронеслись сквозь конный строй пулей.

Выскочив из этого боевого угара на относительно свежий воздух, я присмотрелся, думая, с какой стороны ловчее обогнуть базу или лучше проскочить ее насквозь, и понял, что впереди творится невообразимое. Вот где настоящий боевой угар. Пыль стояла уже на полнеба, стеной, и над ней барражировали летательные аппараты в широком ассортименте.

Кто испортил воздух, было по-прежнему не разобрать.

– Быстрее, если можешь, – сказал Тунгус.

– Я могу очень быстро, но надо сделать вот так…

Я поставил джип на автопилот и пристегнул вождя ремнем безопасности. Тунгус пошевелился, дернул ремень, понял, как тот работает, и удовлетворенно хмыкнул. Он любит умные вещи.

А я наступил на педаль всерьез.

– Неплохо, – сказал Тунгус.

Мы обогнули базу справа, по летному полю, дальше началась ковыльная степь, и пришлось немого сбавить, потому что машина запрыгала по кочкам. Я смотрел в основном «под ноги» и не сразу обратил внимание: гул барабанов остался далеко позади, а прямо по курсу как-то подозрительно тихо. Только накатывает и пропадает рокот винтов в небе. И пыль больше не клубится, она оседает.

Потом я это увидел.

Бэтээры разошлись очень широко, метров на сто от машины до машины, пытаясь контролировать более чем километровый фронт. Между ними редкой цепью рассыпались спецназовцы на джипах с пулеметами и гранатометами. Сколько всего тут наших? Человек восемьдесят?

Против конной орды.

В полукилометре впереди, строем пошире нашего, но без заметного охвата с флангов, плотно стояла несметная толпа кочевников. Навскидку их только в первой шеренге намного больше тысячи. А сколько тех шеренг… Кажется, к нам приперлась вся степь, и мне никто не говорил, что ее так много.

– Да сколько же их!

– Все способные ездить быстро, – сказал Тунгус. – Около десяти тысяч. Здесь не только воины. В задних рядах подростки и замаскированные женщины. Они всегда так делают, когда хотят удивить числом. Мы знаем эту уловку…

– Ну да, ведь они – ваше прошлое, – ввернул я, озираясь по сторонам.

– Ты прав. Мы – это они, только намного умнее. Но если дать кочевникам прорваться такой огромной силой за реку, на запад, будет плохо. Там никто не знает ничего подобного, и все очень испугаются. Поэтому мы им не даем. Когда просто словами, когда угрозами, а иногда – вот так… Кого ты ищешь?

– Полковника.

– Он не нужен. Он уже все сделал. Передай ему, что я очень доволен и скоро опять приду говорить с ним.

– Да вот же он.

– Ну, можешь проехать мимо… Нам надо вон туда, в центр их строя, только медленно. Еще медленней. Вот так. И освободи меня от этой штуки.

Я отстегнул вождя, и он снова меня удивил: встал рядом, держась за рамку лобового стекла. Не хватало только, чтобы честь отдал, проплывая мимо бэтээра, из которого вылез и уставился на нас, разинув рот, полковник Газин.

Но это будет чересчур. Все-таки уровень не тот.

– Мы ненадолго, – бросил Тунгус полковнику.

– Ну-ну, – отозвался тот, адресуя это непонятно кому, скорее всего мне.

– И пусть это перестанет летать, а то очень шумно! – крикнул вождь через плечо, ткнув боевым жезлом в небо.

Наши остались позади, впереди только степь и конные варвары, и с каждой секундой они казались все внушительнее. Даже вспомнилось ни к селу ни к городу, что автомат не взведен, да и пока еще дотянешься до него… зато в ствол пистолета я загнал патрон. Интересно зачем, ведь нет у меня такого рефлекса.

До первой шеренги кочевников осталось метров сто, когда я понял, что они не просто внушительные.

Они зловещие.

Они, гады, страшные.

И Тунгусу они, конечно, родственники, может, даже все до единого десять тысяч рыл. Но я-то кто – друг семьи с неопределенным статусом. И вот этим страшным рожам никто не говорил, что я друг.

Тунгус, похоже, наслаждался моментом. Губы его сложились в гримасу, означающую на «Зэ-два» универсальную межплеменную улыбку. Одной рукой он по-прежнему держался за стекло, а другой поигрывал боевым жезлом, и я краем глаза заметил, что это не просто так. Вождь уже начал разговор с невидимым собеседником.