— Да он болен совсем, как я его повезу?

— Значит, не решилась… Тогда и говорить нечего. Отдашь,когда поправится, и все. Но скоро он не только бабушке будет говорить, что мамуне любит, но и тебе тоже.

— Как?

— Так. Он вчера почти что это сказал…

Я спускался все глубже и глубже. Гладкая белая стенатянулась куда хватало глаз, и я боялся, что ничего не найду. Где же это? Должнобыть, здесь… Нет, опять ничего. Никогда, никогда не найду я теперь ту дверь!Что это? Откуда-то сверху донесся телефонный звонок. Я поспешил на поверхность,вынырнул под красное небо и услышал его совсем рядом. Но черные птицы шумелисвоими крыльями, задевали ими по глазам и мешали понять, где я нахожусь. Яморгнул. Птицы испуганно разлетелись, красное небо лопнуло, и я увидел дверь.Но это не та дверь… Та должна быть в белой стене, а здесь стена голубая и наней черная, с длинными отростками клякса. Но я слышу голос мамы… Она сказала,что решилась. А мужской голос ответил, что будет тогда говорить. Кто это?Рудик? Звонки прекращаются. Рудик говорит: «Здравствуйте, Семен Михайлович».Дедушка пустил его? А где мама? Что бабушка с ней сделала? Видение дверирастворяется в красном небе. Снова слетаются черные птицы. «Он останется у нас,это решено», — доносится из-за шума крыльев голос Рудика, и я опять ныряюна поиски двери, которая мне так нужна…

— Здравствуйте, Семен Михайлович, — говорил Толяпо телефону. — Да, Оля его забрала. Он останется у нас, это решено. Ну воттак мы с Олей решили… Не по-хулигански, а потому что иначе нельзя было. А какиначе? И я тоже не знаю… Какие лекарства? Сашины лекарства… Ну, Оля же не зналапро них… Гомеопатия? Сейчас прямо? Это необходимо? Хорошо. Всего доброго.

— Куда ты?

— Отец твой просил за гомеопатией приехать. По телефонускандал выслушал, еще один лично — и, надеюсь, все на сегодня. Вообще он былдостаточно спокоен. Может, поговорю с ним наедине, объясню все. Саша проснется,предупреди его про меня. А то до сих пор ведь, наверное, думает, что я злодей иза голову его тогда поднял, а не за плечи.

Мама закрыла за Толей дверь, достала из тумбочки банку мазии стала растирать мне спину.

В розовой, наполненной светом красного неба глубине я шарилпо гладкой белой стене. Вода стала горячее, и плавать было жарко. Я чувствовал,что долго не выдержу. Стена нескончаемо тянулась вдаль, вниз и вверх, и японимал, что ничего не найду.

«Может быть дверь откроется в любом месте?» — подумал я изакричал:

— Мама! Открой!

Вместо громкого голоса изо рта моего вырвалось бульканье, ивверх поплыли красные пузыри. Я закашлялся, но все равно продолжал кричать.

— Открой! — кричал я, ударяя в стену кулаками ивсем телом. — Я хочу с тобой жить! Я только тебя люблю! Только тебя!Открой!

Дверь открылась… Круглый туннель возник передо мной в стене,и я поплыл по нему, петляя многочисленными поворотами. Я повернул еще раз и вужасе замер. В темно-красных сумерках неподвижно висел огромный черныйосьминог. В щупальцах его было зажато по свече, и он медленно кружил ими передсобой, в упор глядя на меня круглыми злыми глазами. Осьминог не нападал, нонемое кружение свечей было страшнее нападения. В нем пряталась угроза, откоторой нельзя было укрыться, как от колдовства. А может, это и былоколдовство? Я развернулся и изо всех сил поплыл назад к двери. Осьминогпустился за мной. Туннель ушел вниз глубоким колодцем, и воск со свечей потекпрямо мне на спину. Я выгнулся от нестерпимого жжения, но выплыл из туннеля и,схватив дверь за ручку, потянул на себя, чтобы закрыть. Тут я увидел, что комне плывет бабушка. Она сунула руку в карман, и навстречу мне зазмеилось что-тодлинное.

«Ну что, предатель, шарфик-то забыл, — сказалабабушка. — Я принесла. Принесла и удавлю им…»

Я закричал, бросился обратно в туннель и захлопнул дверь.Бабушка стала звонить.

— Кто там? — спросил я почему-то маминым голосом.

— Я, сволочь! — ответила бабушка.

— Чего ты хочешь?

— Открой немедленно!

Я бросился плыть прочь обратно по туннелю и неожиданновыплыл на поверхность. Черные птицы носились вокруг меня, и за шумом их крыльевслышался бабушкин голос:

— Такая сука, что выдумала! Увела… О-ой! О-ой, чтосделала с ним! По метели через всю Москву… Насквозь простужен, как поднять еготеперь?! Саша! Сашенька… Чем ты его намазала?! Чем ты ему спину намазала,сволочь?! Чтоб тебе печень тигровой мазью вымазали! Там салицила, у него жеаллергия! Будь ты проклята! Будь ты каждым проклята, кто тебя увидит! Будь тыкаждым кустом проклята, каждым камнем! Где пальто его? Где пальто его? Отец вмашине сидит ждет!

Черные птицы слетелись в плотные стаи и бросились на меня. Яотбивался, но они хватали меня клювами за руки, за шею, переворачивали иговорили бабушкиным голосом:

— Привстань, любонька. Привстань, деда ждет нас.Протяни руку в рукавчик. Помоги, сука, видишь, он шевельнуться не может! Чтосделала с ним! Чтоб тебя за это, мразь, дугой выкрутило! Помоги, сказала, чтостоишь?!

Черные птицы бросились все вместе мне на голову, залепилилицо. Я схватился руками за глаза, разорвал пелену шумящих крыльев и увиделбабушку. Она натягивала на меня вязаный шлем. Мама, плача, застегивала на мне пальто.

— Сашенька, идти можешь, солнышко? — спросилабабушка. — Только вниз спустимся, там деда нас на машинке повезет. Чтосделала с тобой курва эта… Что ж ты пошел, дурачок, за ней?

Шлем налез мне на глаза, но птицы стащили его и сновазакружились надо мной. Я нырнул и решил спрятаться от них в туннеле.

— Поможешь снести его, видишь, он идти не может! —слышал я бабушкин голос, уплывая в глубь жаркой розовой воды. — И больше,сука, не увидишь! Карлик твой прокатится — вернется — плодите с ним уродов себе,а к этому ребенку близко больше не подойдешь! Бери, сволочь, под другую руку,пошли вниз! Что?! Что ты сказала?! Да я с тобой знаешь что сделаю?!!

— Люди, помогите! — прорвался откуда-то маминкрик.

— Боишься? Правильно боишься! Думала, я только кричать способна?Голову проломлю сейчас лампой этой! Я душевнобольная, меня оправдают. А совестьчиста будет, сама родила, сама и гроб заколочу. Пошла отсюда! Сама донесу.Хватит сил и на мощи его, и на тебя еще, гниду, останется.

Я подплыл к отверстию туннеля и хотел в нем спрятаться, нопочувствовал, как что-то обхватило меня под мышками. Я обернулся. Это былосьминог.

— Лифт вызывай, видишь, руки заняты, — сказалосьминог бабушкиным голосом и, обвив меня щупальцами за грудь, потащил прочь отстены.