– Ну да, – перебила меня Полина, – если, конечно, все так, как ты думаешь. Если это его отец лечился у Сотникова. И вообще мы же не знаем…

– Да я уверен, что это он! Протасов, который был в списке, умер два года назад, так сказала Зоя Михайловна.

– Да, – согласилась Полина, – мы это выяснили.

– Ну вот, видишь. И отец Толика умер в то же время. Причем при каких-то нестандартных обстоятельствах. Дальше. Толик прекрасно знает Бориса, его историю, он его сосед, один из тех немногих людей, с которыми Борис поддерживает дружеские отношения. Толику было проще всех подставить Бориса: подкинуть ключи, стащить рубашку… Кровь! Он мог подменить лезвие бритвы. Я уверен, что у Толика есть ключ от квартиры Бориса. Первый раз я с ним столкнулся, когда он ждал слесаря. Наверняка Борис ему дал ключ, чтобы он закрыл дверь, когда слесарь закончит работу. И фальшивый список он послал. Слышал, как я разговаривал по телефону с Битовым. Толик тогда стоял на крыльце магазина. Все сходится. – Я задумался. – Почти все. Кроме одного. Подозрений самого Сотникова. Ведь это Сотников сказал, что на него покушался кто-то из его бывших пациентов. С самого начала, когда мы поняли, что Бориса подставляют, это выбивалось из схемы. Не понимаю.

В задумчивости я отошел от Полины, сел за стол на свое место, провел ладонью по его гладкой лакированной поверхности. Мне вспомнился Мишарин и его манера постукивать – ладонью, тростью, всем, что под руку в данный момент подвернулось, когда он пребывал в задумчивости или был растерян. Раздражающая привычка. Но, наверное, и я сейчас раздражаю Полину. Хотя бы своим молчанием. Когда человек пребывает в задумчивости, его поведение всегда раздражает того, кто рядом.

Ну, не входит в схему Сотников, хоть ты тресни! Вернее, не входят в схему его подозрения. Если на него действительно покушались, почему он никому об этом не сказал? Ни Алевтине, ни Мишарину, к которому, как тот признался, зять всегда обращался в затруднительных обстоятельствах. Коллеги по работе тоже были не в курсе. И еще одна странность. То, как Сотников обратился в агентство. Он позвонил поздно вечером на дежурный телефон (наш, домашний) и попросил приехать в девять утра. Если он считал, что его дело ждет до утра, то зачем вообще стал звонить вечером? А если понимал, что ему нужна срочная помощь, почему назначил встречу на утро? Ведь это я по своей инициативе поехал сразу, вечером, уже зная, что может произойти.

Что-то с этим звонком не так. Когда человек думает, что его могут убить, он обычно обращается не в детективное агентство, а в полицию. Я попытался выстроить цепочку событий: звонок Сотникова, убийство, фальшивый список пациентов, нападение на Алевтину в подъезде, попытка проникновения к ней в квартиру. Все эти ситуации (кроме убийства) были направлены только на то, чтобы подставить Бориса. Но Сотникову подставлять Бориса не было никакого резона. Резон был только у убийцы. Он это делал, чтобы отвести от себя подозрения. Значит, звонил не Сотников. Звонил убийца. Толик. Голоса Сотникова я никогда не слышал, я с ним вообще был незнаком, поэтому и не заметил подвоха. Голос Толика слышал неоднократно, но вживую, не по телефону. К тому же в тот момент мне и в голову не могло прийти, что звонить может не Сотников, а кто-то другой. Но как проверить, прав ли я? Единственным способом: позвонить Анатолию, сделать запись звонка и сравнить ее с той, где я разговаривал с якобы Сотниковым. По вечерам у нас все звонки автоматически записываются. Прошло довольно много времени, но не помню, чтобы кто-то из нас очищал память. Надеюсь, запись сохранилась.

Я изложил свои соображения Полине. Она согласилась с моим планом, и мы стали придумывать, как построить разговор, чтобы не насторожить Толика.

– Во-первых, звонить буду я, – сказала Полина, – причем не с телефона агентства и не с домашнего, а со своего мобильника. Во-вторых, на всякий случай лучше не посвящать в это Алевтину, а так как телефона Толика ты не знаешь, позвоню в магазин и попрошу его позвать. В-третьих… – Полина задумалась, но так и не придумав, что в-третьих, рассмеялась. – Не знаю, о чем буду с ним разговаривать. Если бы он был продавцом, сказала бы, что хочу купить телефон или что-нибудь в этом роде, но о чем говорить с охранником? – Полина немного помолчала. – А, вот, придумала! Диктуй номер.

Я продиктовал номер магазина, Полина включила громкую связь и запись разговора и нажала на кнопку вызова. К телефону, как назло, подошла Алевтина. Не знаю, поняла ли это Полина, во всяком случае, виду не подала, попросила позвать Анатолия Протасова.

– Здравствуйте, – проговорила она деловым тоном, когда Толик взял трубку. – Вас беспокоят из вневедомственной охраны. На следующей неделе в рамках программы «На страже порядка» у нас проводится конкурс. Не хотели бы вы принять в нем участие?

– Конкурс? – удивленно спросил Толик, я так и представил его глуповатое лицо. – А… что нужно делать?

– Подойти к нам послезавтра в удобное для вас время и заполнить анкету. Мероприятие, конечно, добровольное, но принять в нем участие очень желательно.

– Хорошо, я приду.

– Всего доброго.

Полина нажала на «отбой» и рассмеялась.

– Не очень-то многословен был Толик, – сказал я. – Не знаю, хватит ли его куцых реплик для того, чтобы понять, он звонил за Сотникова или нет.

– Хватит, – с уверенностью произнесла Полина.

Было еще только половина пятого. Но мы решили пораньше закрыться – нам не терпелось поскорее попасть домой, чтобы сверить записи разговоров.

* * *

В том, что звонил Анатолий, у нас не возникло сомнений, как только мы прослушали запись. Он даже голос не попытался изменить. Видимо, не думал, что мне придет в голову это проверять.

– Но для чего он вообще позвонил в наше агентство? – спросила Полина. До последнего момента она не верила, что моя версия с голосами оправдается. – Этим звонком он подставлял не только Бориса, но и себя. Ведь его отец тоже бывший пациент Сотникова. Как Анатолий не понимал, что его легко вычислить?

– Не так-то легко. Нам понадобилась целая неделя, да и то мы это поняли лишь благодаря тому стечению обстоятельств, которого Толик просчитать не мог.

– Что ты имеешь в виду?

– Твой дар и фотографию Стаса. Толик думал, что я приеду в клинику утром, обнаружу труп, вызову полицию, дам «свидетельские показания», что Сотников подозревал кого-то из своих пациентов. Вероятно, ему казалось, что частный детектив для полиции – очень надежный свидетель. Тут он несколько ошибался. – Я усмехнулся, вспомнив, с каким недоверием слушали мой рассказ. – Соотношение врач – бывший пациент должно у следствия породить мысль о врачебной ошибке и прямиком привести к Борису. А дальше он подбрасывает парочку улик – и дело в шляпе. Кстати, своего он добился – Бориса задержали. И предъявили бы ему обвинение в убийстве, если бы не обстоятельства. По его задумке, я должен был сыграть эпизодическую роль: свидетельствовать о подозрениях Сотникова. Дальше мне, по идее, делать было нечего. Сотников не заключил со мной договор, я нисколько не обязан был продолжать расследование и отошел бы в сторону, предоставив делать свое дело официальным органам. Так бы и вышло, если бы я благодаря твоим видениям не был лично заинтересован в поисках истины. Для меня это была уже не абстрактная история чужой смерти, я действовал вместо Стаса, вел его дело и надеялся выяснить, что с ним самим стало. А все из-за фотографии, которая оказалась в телефоне Бориса. Если бы не она, мы бы не стали «просматривать» плеер и ничего бы не узнали. Анатолий, конечно, ничего подобного предположить не мог, потому действовал по своему четко разработанному плану.