Мне неприятна была его похвала, и вообще весь он стал мне как-то противен. Захотелось поскорее закончить разговор – и так было все ясно. Но Толик почему-то разговорился и никак не мог остановиться.

– В общем, ты меня обломал. Нужно было все возвращать назад и поскорее уносить ноги. Дверь я решил закрыть и ключи унести, думал, может, ты постучишь и уйдешь. В клинику я прошел через черный ход. Еще в прошлом году позаимствовал у Борьки отмычку – забыл ключ от квартиры, – но так и не отдал. Сейчас она мне как раз и пригодилась. Ушел тоже через черный ход. Никто меня вроде не видел. Около двенадцати уже был у Альки. На следующий день подбросил Борьке связку ключей. И все бы прошло хорошо, только менты, сволочи, с каких-то пряников стали не Борьку, а ее в убийстве подозревать. Ну и пришлось усугублять ситуацию.

– Ну да, фальшивый список пациентов Сотникова, нападение в подъезде.

– Вот-вот! – непонятно чему обрадовался Толик. – Неплохо придумано, да?

– Плохо! – отрезал я и брезгливо поморщился.

– Труднее всего было раздобыть Борькину кровь, – хвастливо продолжал Толик, не замечая моей реакции. – Но тут я решил сыграть на Борькиной фобии. Он крови боится. Как-то уже был такой случай. Борька порезал палец, сильно, кровищи было! – Толик закатил глаза. – Так с ним истерика случилась, прибежал ко мне, я его перебинтовал. Вот и тут, думаю, если сильно порежется, прибежит. Лезвие в станке он менял редко по этой же причине – порезаться боялся. Месяцами одним и тем же брился. Не знаю, как оно вообще что-то брало. Я лезвие и подменил. Зашел ночью в субботу, когда Борька на прогулку отправился, и подменил.

– Почему именно в субботу? – хмуро спросил я.

– Ну как же? Бреются-то люди утром. А Борькино утро начинается, когда у людей уже день давно. В это время я на работе. Вот и подгадал, чтобы вышло на воскресенье. И все получилось так, как я думал. Часиков в двенадцать он явился ко мне, а я уже все подготовил: пакетик и особую синтетическую вату, чтобы его обрабатывать.

– Почему синтетическую? – не понял я.

– Из нее проще выжать жидкость. Я проверял. В общем, обработал раны, а вату, пропитанную кровью, незаметно в пакетик положил. Мы еще немного посидели, и Борька ушел. А я набрал номер домашнего телефона Альки, убедился, что она дома, и двинулся к ней. Представляю, как она испугалась, когда я замок ковырять стал! – Толик хохотнул. – Мне ее жалко, конечно, было, но тут уж ничего не поделаешь.

– А если бы она не испугалась, открыла дверь?

– Не, не открыла бы. Я ведь понимал, что испугается. Да и какая бы баба на ее месте не струсила? Особенно после того, как ее пытались задушить? – Он опять рассмеялся, но как-то напряженно. – Я старался понежнее ее душить. Хотя к тому времени, как вас дождался, готов был задушить по-настоящему. Мне часа три пришлось торчать в подъезде, в темноте. Весь взмок. Жара, а мне пришлось под Борькину рубашку еще дождевик поддеть.

– Дождевик?

– Ну да, чтобы своих следов не оставить. Эпидермис там и все такое.

– И откуда у тебя такие познания, грамотный ты мой? – насмешливо спросил я. Но Толик не обиделся, а с гордостью объяснил.

– Я год на юрфаке отучился. Мог, между прочим, тоже, как ты, частным детективом стать.

– Что ж не стал?

– Не сложилось. – Толик вдруг загрустил. Недополученное юридическое образование, что ли, его так удручило? – Ну вот. А как Борьку взяли, понял, что все срослось. Но… не знаю… как-то не успокоился. Наоборот. Думал, к тебе прийти в агентство, попросить, чтобы помог.

– И как, интересно, я бы тебе помог?

– У тебя, как я понял, знакомства в прокуратуре. Думал, если расскажу все, как было, сможешь словечко замолвить. Тебе-то больше поверят. Ну, или там, дать кому надо.

– Что дать? Взятку?

– Ну да.

– Ты просто идиот!

Удивляюсь, как я смог сдержаться, чтобы не дать Толику по его глупой роже. Он допил пиво, открыл новую банку, предложил мне, но я отказался, испытывая такое же отвращение к Толикову пиву, как и к нему самому. Наверное, теперь никогда не смогу в рот взять эту марку, хотя раньше мне она нравилась. Немецкое, темное «Шпатен Мюнхен». Я стал вспоминать, где и когда попробовал его в первый раз, чтобы как-то отвлечься, успокоиться, набраться сил на продолжение разговора, но, когда вспомнил, разозлился еще больше. В баре «Нептун», где же еще? «Нептун» повлек за собой самые неприятные ассоциации. Теперь без содрогания я даже вспоминать его не могу, а ведь это было наше с Полиной почти сокровенное место. И все из-за Толика. Он во всем виноват. Если бы не Толик, я никогда не познакомился бы с Алевтиной, и не было того, что было.

– А тебе не жалко было Бориса?! – закричал я, в бешенстве сметая со стола пустые банки. Они с неприятным звуком посыпались на пол. Не зная, как еще утолить свой гнев, я схватил Толика за грудки и начал трясти, изливая на него всю свою ненависть, все свое отчаяние. Я понимал, что веду себя как последний идиот, что злюсь не из-за Бориса, во всяком случае, не только из-за него, что попросту пытаюсь переложить на Толика свою вину за измену.

– Жалко! – выкрикнул Толик – голос смешно вибрировал, потому что я продолжал его трясти. Мне стало противно. Я его отпустил. Ярость прошла. И силы кончились. Я опустился на табуретку. Толик, вместо того чтобы дать сдачи, сел рядом и вполне миролюбиво на меня посмотрел. – Жалко, – повторил он. – Но что было делать? Я подумал, Борьку ведь не посадят. Отправят на принудительное лечение, и все. Он и так в психбольнице почти прописался. Сильно ничего не изменится. Лучше скажи, как мне теперь быть? Ты мне поможешь? Я могу заплатить. Квартиру заложу и заплачу сколько надо.

– Да иди ты! – беззлобно проговорил я – приступ ярости совершенно меня вымотал, сил на злость не осталось.

– Нет, ну все-таки, что делать, подскажи. Ведь Борьку наверняка скоро выпустят, поймут, что не он убил, и выйдут на меня. Помоги, будь другом.

Другом! Да как у него наглости хватило? И с чего он вообще решил, что я ему поверил?

А поверил я Толику или нет, спросил я себя. И не смог ответить однозначно. Вроде да, а вроде и нет. И как теперь быть, неизвестно. Позвоню Битову, все расскажу, и пусть сам решает, что с этим деятелем делать.

Я достал телефон, но оказалось, что он отключился, полностью разрядившись. Ну да, Борис предупреждал, что батарея у него слабая. А я не помню, когда ставил мобильник на подзарядку.

Анатолий напряженно следил за моими действиями.

– А куда ты хотел позвонить? – спросил он с интонациями провинившегося ребенка.

– В прокуратуру! – рявкнул я.

– Возьми мой, – с потрясающе наивной доверчивостью Толик протянул мне свой телефон. Вот балда! Неужели он в самом деле думает, что я стану ему помогать?

Ответил Битов не сразу. Ну, понятно, рабочий день давно кончился, сидит себе перед телевизором, отключившись от мирских проблем, и не слышит, как где-нибудь в прихожей надрывается его мобильник. А может, просто не хочет отвечать на незнакомый номер. Наконец, когда я совсем отчаялся дозвониться, трубку взяли.