Здесь, на Полигоне, после того как завершились основные работы по обустройству, этот обычай вошел в употребление и в основном соблюдался. А для Степана это была отличная возможность поговорить с благоверной. Обнимая свою лапушку, он вдруг поймал себя на мысли, что относится к ней… нет, не как к маме, скорее, как к преподавателю. То есть телесная близость с этой женщиной не заслоняла от него ее иные качества. И сейчас – даже что-то похолодело внутри – надо ответить ранее заданный урок.

– Я понял, откуда у меня появляются желания, – проговорил он чуть хриплым от волнения голосом. – Имею в виду не физиологию, а все остальное. Вожделения – они следствие зависти. И это так не только для меня, а и для большинства людей, среди которых мне приходится жить.

Делла приоткрыла один глаз, прищурила его и ничего не сказала, только ресницами одобрительно взмахнула, вроде как: «Продолжай».

А что продолжать? Дальше он эту мысль не думал. Нет, понятно, что людям нужна пища и кое-что еще, чтобы не испытывать телесного дискомфорта, но ведь все остальные потребности – кажущиеся. Исключительно ради того, чтобы быть не хуже, чем остальные. Стоп! Не сходится. Почему аборигены оберегают горожан и не пытаются занять их места в кондиционированных помещениях? То есть их желания исходят не из зависти, и именно поэтому он, чудилка, так к ним тянется.

Посмотрел на мерное дыхание спящей жены и вздохнул. Не ответит она сейчас на вопрос, чего хотят люди, среди которых она чувствовала себя своей. Вот! Опять оставила его один на один с собственными мыслями. А разве сам он в этом разберется? Попробует, конечно.

Итак, едят, строят жилье и растят детишек эти люди точно так же, как и остальные. Защищаются от хищников, зарабатывают на жизнь… ой. Тут уже есть отличия. У них он ни разу не приметил признаков материальных затруднений, а его за эти самые затруднения отругали. Хотя и признаков богатства у аборигенов он не отмечал. Да нет, судя по проблемам с оружием, они находятся в стесненных условиях. Иначе накупили бы пистолетов-пулеметов и не маялись ни с ружьями, ни с жаканами. Что может быть лучше такой тарахтелки для того, чтобы повалить атакующего зверя или стаю тех же волков перебить! И отдача там умеренная, и масса оружия приемлемая.

Интересная мысль получалась: бедняки, не испытывающие материальных затруднений! Оксюморон!

«Смотри, ей весело грустить

Такой нарядно-обнаженной», —

вспомнились строчки из маминой любимой Анны Ахматовой.

Посмотрел на Деллу, и перед внутренним взором предстал родник у Стального водопада. Смуглое костлявое тело девушки, ее круглая попочка. Надо же, сколько уже всего их связывает! И сама она оксюморон, и люди, среди которых живет, и даже он, не способный понять того, что видит своими глазами и к чему его так притягивает.

Папа всегда говорил, что надо ставить перед собой ясные цели и стремиться к ним, четко рассчитывая свои силы. И вот он достиг цели, стал частью сообщества, направленности которого не понимает. Думай, голова. Эти люди смогли выжить на негостеприимной планете за счет объединения усилий. Неужели для каждого отдельного аборигена общественные интересы важнее собственных? Да быть того не может! Нет, надо Делку спросить, а то ишь, дрыхнет она… так сладенько… наработалась.

Снова вернулся к своим размышлениям. Итак, люди живут, чтобы исполнялись их желания. Желания большинства формируются под действием зависти, но аборигены никому не завидуют. Они хотят чего-то иного и поэтому защищают остальных от напастей, о которых те знать не знают и знать не желают. То есть местные жители хотят просто, чтобы приезжие не подвергались опасности, которой пренебрегают. Они всего-навсего пекутся о том, чтобы род человеческий здесь, на Прерии, продолжался. Для этого, кстати, и деток растят, и некоторых приезжих, что собираются жить за городом, натаскивают в изучении опасностей и в методах противодействия им.

А он, Степка, сделал для этой цели ружье. Поэтому они и приняли его за своего.

А почему он его делал?

Да потому, что хотел добиться результата, лучшего, чем у других. Превозмочь. Преодолеть. Оказаться победителем. А вовсе не для того, чтобы народонаселение имело хорошее оборонительное оружие.

Ну, это легко подкорректировать. Вот он возьмет и захочет того же самого, но по другой причине. А о бедняках, не испытывающих материальных затруднений, он додумает, когда проснется.

Нет, это же действительно не женщина, а несчастный случай. Один взмах ресниц – и он сам себе такую головоломку устроил.

Общение с бывшими одноклассниками в период подготовки к экзаменам приобрело систематический характер. Почему-то Степан не особенно к нему стремился. Коллектив, с которым он проучился вместе много лет, теперь не представлялся ему группой друзей. Наверняка многие просто завидовали тому, что их старый приятель состоялся уже как специалист, материально независим да еще и, наплевав на косые взгляды, спокойно расхаживает повсюду с чудовищным ружьем.

Однако, поскольку говорил он, только когда спрашивали, соглашался со всем, что слышал, то внимание к его особе быстро увяло. Вызывать в ком бы то ни было зависть к старшему диспетчерской смены совершенно не хотелось, а производить впечатление на девчат… Почему-то записные красавицы ему больше не нравились, несмотря на смелость и дороговизну туалетов. Или как раз благодаря им. А вот на Шурочку было приятно посмотреть, хотя вещи на ней отнюдь не из торгового центра в Белом Городе.

Однако ничего по этому поводу говорить не стал. После консультации ребята отправились испить пива. Это вроде традиции у них еще с тех пор, как начали пробиваться усы. Таким образом получалось почувствовать себя взрослыми. Степка отбиваться от компании не стал, тем более что даже Шурочкин Санька с ними пошел. Место для этого было давно присмотрено – на окраине Сити в сторону аэродрома имелась малопосещаемая в дневные часы веранда, где вероятность встретить знакомого их круга невелика. А хозяин, Фома, про годы не спрашивал, наливал. Сын его, Федот, был под стать отцу – такой же крупный…

Едва вошли и принялись привычно сдвигать столы, Степан поймал на себе взгляд хозяина. Кивнул, мол, все верно, мое ружье, и еще колечко из пальцев сложил. Вот не ожидал! Пива ему в кружку налили безалкогольного. Аборигены, трах-тибидох, как со своим обошлись. То есть подыграли. И сектор обзора назначили. Нет, ему было не трудно – привык уже. Хм, а парни, когда захмелеют – чего только из них не лезет. О девчатах, конечно, балаболят. Хвастают победами, кто с кем и сколько раз пересчитывают – вот ведь сопли развели, мальчишки.

Степка, ясное дело молчал, и Санька о своей Шурочке помалкивал. Как взрослые мужики.

– Ты, я помню, на дом деньжата собирал, – начал Степка.

– До сих пор собираю, только не деньги, а кирпичи, как кум Тыква из «Приключений Чиполлино», – отозвался Санька.

В гомоне, начавшемся после первой кружки, никто не обратил внимания на этот разговор.

– Что, инфляция заела? А я и не примечал, чтобы что-нибудь дорожало.