– Так вот почему у него в тот день был такой странный вид! – с ужасом прошептала Дроздова.

– Ты ничего не докажешь! – усмехнулась Дарья. – Можешь обыскать мою квартиру, но ничего там не найдешь. Тебе нечем подтвердить свои слова.

– Конечно, не найду! У тебя теперь, – подчеркнула я, – действительно ничего больше нет! А знаешь почему? Потому что нечего было во время ДТП клювом щелкать! За сумкой смотреть надо было! – злорадно усмехнулась я. – Вот ее у тебя и увели со всем содержимым! Не получилось у тебя перевезти компромат на Игоря Николаевича из одной банковской ячейки в другую, поближе к дому. А в квартире его хранить ты не могла – вдруг бы Игорь Николаевич случайно включил и посмотрел или послушал?

– Так вот что в той сумке было! – воскликнул Николай Петрович.

– Да, – я подошла к Дроздову, достала из сумки пакет и положила ему на колени. – Извините, Игорь Николаевич, что я все это прослушала и просмотрела, но мне было необходимо выяснить все в мельчайших подробностях. Даю вам честное слово, что копий я не делала!

Он, не поднимая головы, кивнул и, вынув из футляров диски, начал их ломать.

– И учти, – продолжила я обращаться к Дарье, – Кривоножкина-Друидского взяли на квартире твоего отца, где ты его спрятала. Морозову позвонила соседка, которую он попросил присматривать за квартирой – а то мало ли что? Вдруг трубу прорвет или еще что-нибудь? – и сказала, что у него кто-то живет. А уж он сказал мне. Так что раскололся этот подонок на допросе до самых башмаков! Хочешь с ним очную ставку? – спросила я. – Естественно, не хочешь. Так что у меня есть доказательства каждому моему слову, – закончила я.

– Ничего у вас не выйдет. Я заплачу Надьке, и она будет молчать как рыба! – самоуверенно заявила Дарья.

– Не будет! – заверила я. – И на Морозова тоже больше не надейся. Во-первых, те бумаги, что были у тебя в сумке, теперь у него. А во-вторых, когда я поняла, что шантажируют не Дину Николаевну, а его, то поехала в Вязовку и все выяснила. Я убедила Прохора Конюхова признаться в содеянном, что он и сделал. Официально. В присутствии свидетелей. Он публично покаялся. А когда Михаил Антонович получил эту бумагу, он пригласил меня к себе, все рассказал и... – я сделала паузу и насмешливо посмотрела на Дарью, – познакомил меня со своими детьми!

– У него нет других детей, кроме меня! – твердо ответила Дарья.

– Глубочайшее заблуждение! – ехидно сказала я. – Так что ты проиграла! И проиграла по всем статьям! – закончила я.

– Нет! – торжествующе расхохоталась Дарья.

– Проиграла, – спокойно ответила я. – Ну что, Николай Петрович? Отдаем ее милиции?

– Нет! – покачал головой Сомов. – Нам скандал не нужен! – И позвал: – Петруша! – Парень тут же появился в дверях, и Николай Петрович распорядился: – Пусть эту, – он ткнул пальцем в Дарью, – отведут к ней домой и проследят, чтобы не сбежала. Я потом решу, что с ней делать.

– Хорошо, шеф! – кивнул Петр, а Дарья издевательски спросила:

– Грозный Сом собирается воевать с женщиной?

– Воевать? – переспросил Николай Петрович и хмыкнул. – Воевать не буду, а как гниду раздавлю!

– Ну, это мы еще посмотрим! – самонадеянно заявила она. – Только, как мне помнится, у подсудимого есть право на последнее слово. Вам ли, Николай Петрович, этого не знать?

– Оправдаться хочешь? – усмехнулся он. – Ну, говори, что припасла!

– А мне и оправдываться нечего. Это вы во всем виноваты. Это вы сами Игоря ко мне в постель затолкали! – начала Дарья.

– Вот как? – удивился Сомов, а Зоя Федоровна возмущенно на нее заорала:

– Да как у тебя язык поворачивается такое говорить?

– Еще как поворачивается! Вы совместными усилиями ему жизнь изуродовали, а теперь на меня валите? Ничего не выйдет!

– Да ты чего несешь? – обомлела Дроздова.

– То, что есть! Он на Елене жениться не хотел, а вы, Зоя Федоровна, его заставили. Плакали, уговаривали, внуков требовали. Вот он вам и уступил, хотя не любил ее ни капельки! И у вас, Зоя Федоровна, после этого хватает наглости говорить, что вы знаете, что такое настоящая любовь? Ха-ха два раза! – жестко сказала Дарья. – Потом Игорь Светлану встретил, и уж ее-то он полюбил! Только вам, Зоя Федоровна, это было, как... Вы же из кожи вон лезли, чтобы их разлучить! А почему? Потому что Витька вас уговаривал Игоря на Тамарке женить! Ему все денег было мало! Вся эта семейка вам с утра до вечера в любви признавалась, а вы таяли и млели. Витька вам дороже родного сына оказался. Вы все по его слову делали. И что вышло? Что вы из жизни своего сына кошмар наяву устроили. Плакали, за сердце хватались, умирающей прикидывались! И добились-таки вы своего! Выжили Светку из Тарасова! И тут же на Тамарке женили. Да ведь Игорь ее не-на-ви-дит! Нужно же было Игорю хоть с кем-то душу отвести, поговорить откровенно с человеком, который его выслушает и пожалеет. Вот я и появилась. Только черта лысого у меня что-нибудь вышло бы, если бы он по-прежнему со Светкой был! А вы, Николай Петрович, все это видели и молчали. Ну и какое у вас после этого право меня в чем-то обвинять? Вы же слова единого в защиту сына не сказали. Вы что, не понимали? Не видели, что он глубоко несчастный человек? Или не хотели видеть и понимать? Зою Федоровну не хотели расстраивать. Жалели ее? А сыном единственным пожертвовали. Ну и какой вы после этого отец?

– Ты детей Игоря убила! – взвизгнула Дроздова.

– Да он их заранее ненавидел еще больше, чем Тамарку! – крикнула в ответ Дарья. – Потому что понимал, что если они появятся, то ему останется только головой в петлю! Что он уже тогда никогда от этой семейки не избавится! Так что меня винить не в чем! Я его освобождала! Да! Для себя! И в методах не стеснялась! Но со мной ему все равно было лучше, чем с Тамаркой, иначе бы он давным-давно от меня ушел! Так что это не я! Это вы все собственными руками наделали!

– Да я Игоря больше жизни люблю! – взвилась Зоя Федоровна.

– Лучше бы вы его ненавидели! Тогда, по крайней мере, вы из-за своей недалекости не смогли бы ему столько зла причинить!

Николай Петрович долго молчал, уставившись взглядом в пол, а потом, не глядя на Дарью, сказал:

– Замолчи! Отдаю ее вам, Татьяна, пусть милиция с нею разбирается... Петруша, уведи ее пока отсюда.

Охранник вывел Дарью из комнаты. А Зоя Федоровна посмотрела на сына и наконец спросила:

– Неужели я тебе действительно жизнь сломала?

Ответом ей было молчание.

– Господи! Да за что же мне это?! – зарыдала она, и никто не бросился ее утешать.

Довольно долго мы все молчали, Зоя Федоровна плакала все тише и тише, а потом смолкла и только вытирала глаза тыльной стороной ладони. И не было в ней больше ни величественности, ни спеси – сидела на диване простая и немолодая баба, жизнь которой в одночасье рухнула. Наконец я откашлялась, чтобы привлечь к себе внимание, и спросила: