Быстро раздевшись и бросив в угол свое платье, Розали облачилась в ночную рубашку и нырнула в кровать, под одеяло, как раз в тот момент, когда раздался стук в дверь.

— Розали, милая, ты здесь? — Голос тетушки Белльвилль послышался за дверью, одновременно с ее попыткой повернуть дверную ручку, которая не поддалась. — Розали, похоже, дверь заело. Могу я войти? Миссис Билль здесь и хочет увидеть тебя.

— У м-меня болит голова, — слабым голосом отозвалась Розали, к сожалению, слишком слабым, чтобы тетушка Белльвилль смогла услышать его через дверь.

— Что, дорогая?

Розали скривилась.

— У меня болит голова, — сказала она громче.

— Что у тебя? — очевидно, тетушка Белльвилль все еще не слышала ее. — Лезбридж, — услышала Розали ее голос. — Лезбридж, мне кажется, что-то случилось. Мисс Дарли каким-то образом оказалась запертой в своей спальне и не может подойти к двери. Может быть, нам надо высадить ее?

— Боже мой! — простонала Розали, собираясь было встать и открыть дверь, но тут она вспомнила предупреждение Хеджа о том, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах не давать тетушке Белльвилль повода подумать, что она — Розали — больна. «Она накормит тебя ужасной, отвратительной гадостью», — сказал Хедж с таким выражением лица, что этого было вполне достаточно для того, чтобы поверить в справедливость его слов. Она могла пожаловаться на самочувствие, но она не собиралась впускать тетушку Белльвилль, чтобы та могла осмотреть ее.

— У меня болит голова, — едва не закричала она из относительно безопасного места — из своей кровати, и эти слова уже не были совершенной неправдой. Если Флетчер не вернется скоро, чтобы спасти ее, она не удивится, если у нее вдобавок к головной боли заболит еще и живот.

— Это далеко не все, что у тебя заболит, малыш, если ты не появишься в желтом зале через тридцать минут. Твои сатанисты уже прибыли за своей жертвой, но я вряд ли отдам им тебя. Если кто-нибудь и сломает твою милую шейку, это буду я, скорее всего, в качестве подарка на пятидесятую годовщину нашей свадьбы. До тех пор я сделаю все от себя зависящее, чтобы сдержаться. Розали, ты понимаешь меня?

Флетчер! Розали снова опустилась на подушки — уже с облегчением. Она не знала, как ему это удалось, должно быть, кто-то подвез его обратно в Лейквью, как раз вовремя, чтобы спасти ее. Она мечтательно улыбнулась. Похоже, ее дорогой Флетчер оказался рядом в тот момент, когда она больше всего нуждалась в нем, хотя он и не мог оставить свою привычку подтрунивать над ней.

— Да, Флетчер, — отозвалась Розали радостно, уверенная, что он слышит ее. Она отбросила одеяло и подняла свое платье, надеясь, что оно не нуждается в глажке, потому что другого у нее не было. — Я быстро, обещаю.

Розали держала платье перед собой и танцевала по комнате. Ее страхи улетучились. Флетчер защитит ее, даже если он считает ее полной тупицей, о чем он довольно прямолинейно дал ей понять сегодня во время прогулки. Флетчер любил ее.

Тетушка Белльвилль, чьи знакомые могли поклясться, что она не обидит и муху, чувствовала, что еще немного и она отвесит миссис Билль хорошую пощечину.

Она сидела через чайный столик от миссис Билль, которая уже на протяжении получаса не умолкала ни на секунду.

— Итак, я спрашиваю вас, мисс Белльвилль, — говорила миссис Билль в данный момент, едва двигая своими бескровными губами, — разве можно упрекать меня в том, что я чувствую себя расстроенной? Девушка оказалась змеей, пригретой на груди, бессердечным созданием. Она сбежала, оставив нас в полном смятении и практически без средств, необходимых для того, чтобы организовать ее поиски. Я думаю, она помешалась, если вы хотите знать мое мнение, и я уже навела справки в местном сумасшедшем доме, чтобы определить ее туда.

— Но тогда я не смогу жениться на ней? — Сойер Билль вмешался в разговор, чуть привставая со своего места подле своей матери. — Но, мама, ты же обещала мне, сразу же после того, как мы узнали новости об Уильяме, хотя, если подумать, Рози всегда ненавидела меня.

— Помолчи, Сойер, — приказала ему мать, и он повиновался, а его нижняя губа начала подрагивать.

Тетушка Белльвилль посмотрела в сторону коридора, молясь о том, чтобы ее племянник появился и спас ее, прежде чем она нанесет этой мисс Билль какие-нибудь телесные повреждения.

— Мы не замечали каких-либо признаков безумия у Розали, — произнесла она холодно, думая о том, как Розали выглядела, когда она впервые увидела ее. Было ли безумием одеваться в мужское платье и спать на конюшне? Возможно, кто-то и решил бы так, но тетушка Белльвилль предпочитала относить это на счет эксцентричного характера Розали. Ей нравилась эта девушка; к тому же если Розали сочтут сумасшедшей, то Флетчер останется холостяком и тетушка окажется снова бесполезной, поскольку не сможет помогать им в воспитании детей.

— Не замечали признаков безумия, мисс Белльвилль? — спросила миссис Билль. — А как же тогда она могла сбежать среди ночи, бросить свою семью, бродить одна по окрестностям, одержима бог знает какой чертовщиной? Без сомнения, она безумна, вот почему я ни за что не благословлю брак между ней и Сойером. Я ни за что не потерплю, чтобы мой сын лег в постель с испорченным товаром…

Глаза тетушки Белльвилль расширились от ярости, охватившей ее. Конечно, она была леди, она была вежливой и воспитанной, но всему есть предел!

— А теперь послушайте меня, миссис Билль, — с жаром произнесла она. — Ваши намеки нанесли мне глубокую обиду, ей-богу, и я должна сказать вам, мадам, что могу быть чрезвычайно неприветливой, когда меня вынуждают становиться такой.

— Она может, миссис Билль, — мягко согласился Флетчер, входя в зал, больше не в силах стоять снаружи и слушать дальше всю ту чепуху, которую городила миссис Билль. Ровный тон его голоса моментально заставил всех присутствующих прислушаться к нему. — Ей-богу, тетя? Я не знал, что это есть в вас. Возможно, я передумаю насчет того, чтобы позолотить потолок в музыкальной комнате. Благослови вас Господь, тетя, но, пожалуйста, не ввязывайтесь в драку. Я уже здесь.

Флетчер прошел в комнату, быстро сопоставляя живых Биллей с их образом, сложившимся в его сознании по рассказам Розали и письму Уильяма. Ни оба они, ни каждый в отдельности далеко не вызывали восхищения.

Он посмотрел на Сойера и выбросил его из головы в мгновение ока. Молодой, разодетый, узкоплечий и короткошеий, Сойер производил впечатление не более чем жалкого дополнения своей матери, напоминавшей черную ворону, которая, вне всякого сомнения, считала себя ответственной за все, начиная с того, что ее сын ест, и заканчивая тем, как он должен скрестить ноги — на уровне коленей или щиколоток.

Миссис Билль, напротив, представляла по меньшей мере интересное, в своем роде приятное зрелище, напоминая полную луну в абсолютно черной ночи. Ее огромное, одетое во все черное тело представляло собой ночь, а ее белое как мел лицо — настолько пухлое, что ее глаза казались вдавленными в него, как изюм в пудинг, — было луной.