– Не знаю, – пожал плечами Глеб. – Может быть, тоже решили убрать. Дел за мной много. Кто знает, какой след они решили замести. Сам понимаешь, нет человека – нет проблемы.

– А заодно подбросили нам козла отпущения, – вставил Рубероид. – Я тоже сначала думал, что это ты на нас Малахову накапал.

– Линять нам надо, вот что, – сказал вдруг Батя. – Нутром чую, обкладывают нас со всех сторон.

– Просто линять? – приподнял брови в вежливом недоумении Слепой.

Батя некоторое время непонимающе смотрел на него, потом кивнул бритым черепом и сказал:

– И то верно.

– Только не сейчас, – с трудом отрывая голову от стола, жалобно попросил Рубероид. – Будьте людьми, дайте очухаться.

Майор Сердюк внимательно посмотрел на него, сокрушенно покачал головой и махнул рукой.

– Черт с тобой, отоспись. Да и нам со Слепым не помешает отдохнуть. Часа через четыре тронемся.

– Куда пойдем? – деловито спросил Глеб. Он был доволен: Сердюк все-таки оказался человеком эмоций, а не логики, и, как все эмоционалы, был простоват. Опасным его делало только то, что основной его эмоцией была жажда крови, как у тигра-людоеда.

– Есть одно местечко, – криво улыбнувшись, сказал майор. – Эти суки нас там и за сто лет не найдут, а мы их оттуда в любой момент достанем.

– Лихо, – сказал Глеб. – Где же это?

– Любопытной Варваре… Впрочем, плевать. Это в…

И тут у майора в кармане запищал сотовый телефон. Он поднес аппарат к уху и сказал раздраженным голосом, каким разговаривают только деятели из сферы бытового обслуживания населения, когда вышеупомянутое население отрывает их от разгадывания кроссворда или обильного чаепития:

– Прачечная. Кто говорит?

Выслушав ответ, он плотно зажал ладонью микрофон и сказал Рубероиду и Глебу;

– Это они.

– Вот суки! – выругался Рубероид и вскочил, опрокинув стул. Его сильно качнуло, и он схватился за край стола, чтобы удержать равновесие. – Батя, ключи!

Майор Сердюк отпустил микрофон, вынул из кармана плаща тяжелую связку и бросил ее Рубероиду.

Рубероид взмахнул рукой, промахнулся, и связка с глухим звоном упала на бетонный пол.

– Трах-тарарах, – сказал Рубероид, нагибаясь и подбирая ключи.

Майор сделал Рубероиду страшные глаза и сказал в трубку:

– Девяносто восемь.

– Семнадцать ноль пять, – откликнулась трубка.

Рубероид, гремя железом, отпирал оружейную пирамиду. Глеб бросился к нему на помощь. Вдвоем они вынули из пирамиды три автомата, свалили в спортивную сумку несколько пистолетов, груду запасных магазинов, глушители и несколько гранат.

Выдвинув нижний ящик, Рубероид вытащил оттуда ком пластиковой взрывчатки, детонатор и издалека показал все это Бате. Тот кивнул, продолжая говорить по телефону. Рубероид воткнул детонатор в ком, наскоро придав тому отдаленно напоминающую зайчика форму.

– Подарок к Рождеству, – пояснил он Глебу, пристраивая «зайчика» на столе. Черный цилиндрик детонатора торчал у того в лапах, как морковка.

– Сорок три, – сказал майор. – Это ты, что ли, Одинцов?

– Я, – ответила трубка, – открывай.

– А не распошел бы ты на…! – с видимым удовольствием сказал Сердюк и выключил телефон. – Готовы? – спросил он у Глеба и Рубероида.

– Девиз пионеров, они же бой-скауты, знаешь? – вопросом на вопрос ответил Рубероид и тяжело помотал головой, чтобы немного проясниться.

– Тогда рвем когти, – сказал майор.

В этот момент бункер тяжело содрогнулся, с потолка посыпалась бетонная крошка, и со стороны потерны донесся глухой громовой раскат.

– Ну, что у тебя, Одинцов? – спросил генерал Володин, откладывая в сторону бумаги и снимая с переносицы очки, к которым никак не мог привыкнуть вот уже второй год. Следуя вошедшей в плоть и кровь привычке, бумаги он перевернул напечатанным текстом вниз, чтобы вошедший ненароком в них не заглянул. Полковник усмехнулся про себя: половину этих бумаг составлял он лично, а вторая половина, прежде чем попасть на генеральский стол, прошла через его руки. Товарищ генерал старел, но все еще любил при каждом удобном случае состроить из себя опытного оперативного работника. Он и был им когда-то, но очень, очень давно.

– «Святой Георгий», – сказал Одинцов, и генерал пугливо взглянул на дверь – плотно ли прикрыта.

– Что у них там? – спросил генерал.

– Прокол на деле Конструктора, – доложил полковник.

– Как прокол? – вскинулся Володин. – Их что, взяли?

– Никак нет, товарищ генерал. Объект выведен из игры, нашим людям удалось уйти.

– Так какой же это прокол? – расслабляясь, спросил генерал.

Одинцов огляделся с явным сомнением, увидел на книжной полке старенькую двухкассетную магнитолу «Грюндиг», включил ее и, настроив приемник на волну «Маяка», до отказа вывернул ручку громкости.

Жизнерадостный голос диктора, предрекающий мокрый снег с дождем, нулевую температуру, туман и гололед, наполнил просторный кабинет. Работающие на пределе мощности динамики хрипели и дребезжали.

Генерал Володин с интересом наблюдал за этими манипуляциями, теребя сложенные дужки очков.

Полковник подошел вплотную к столу и, склонившись к заросшему густыми седеющими волосами генеральскому уху, быстро заговорил:

– Они опять наделали шума. Устроили какой-то дикий взрыв у самого подъезда. Кажется, машинка сработала раньше времени. Одного человека разнесло в клочья – похоже, это был наш. Объект, два его телохранителя и шофер убиты в перестрелке.

– И все это напротив подъезда? – ужаснулся генерал.

– Так точно. В двух домах выбиты стекла, детскую площадку разнесло на куски, масса свидетелей, половина которых видела машину с нашими людьми…

– Откуда такая масса сведений за такой короткий срок?

– В составе группы, выехавшей на место происшествия, был наш человек. Он нашел способ позвонить мне прямо оттуда. Это очень спешно, товарищ генерал. Надо срочно что-то решать. Замять это дело не удастся, вся милиция уже на ногах.

– Мать-перемать, – сказал генерал. – Вот безрукие! Слушай, полковник, их надо срочно брать…

– Брать или убрать? – переспросил Одинцов.

– Не валяй дурака, полковник. Надо замочить их прямо в их берлоге. Есть возможность отличиться: доблестные сотрудники ФСБ выследили банду террористов, преступники оказали сопротивление при задержании и были убиты в перестрелке.

– Да, – подумав, сказал Одинцов, – так будет лучше всего. Я поеду сам.