— Да?

— Вы знаете Туре Беньяминсена?

— Туре. Да, да. Его я знаю. Все знают Туре, хе-хе.

— А он сегодня здесь? Вы его видели?

— Да, видел его где-то здесь на улице.

Хеннинг поворачивается к входной двери.

— А как он выглядит?

— Короткие волосы, маленький, худенький. Кажется, он одет в темно-синюю куртку. Часто ее носит.

— Огромное спасибо за помощь! — произносит Хеннинг и улыбается. Дреды салютует ему рукой и кивает. Хеннинг выходит на улицу и оглядывается по сторонам. Через секунду он видит Туре Беньяминсена. Тот стоит и курит. Он стоял и курил на том же самом месте, когда Хеннинг пришел в колледж, почти час назад.

Туре и девушка, с которой он курит, замечают его до того, как он успевает подойти к ним. Они понимают, что ему что-то от них надо, и поэтому замолкают и смотрят на него.

— Это ты Туре? — спрашивает Хеннинг. Беньяминсен кивает. Теперь Хеннинг понимает, кто он. Петтер Стангхелле интервьюировал его несколько дней назад под дождичком перед зданием колледжа. Хеннинг не читал, что Туре рассказал о своей погибшей одногруппнице, но он запомнил брюки фирмы «Бьерн Борг».

— Хеннинг Юль, — произносит он. — Я работаю в газете «123новости». Мы могли бы перекинуться парой слов?

Туре смотрит на свою подружку.

— Мы поговорим с тобой позже, — говорит он, с выражением «я-очень-важный-человек» на лице. Этого Туре будет нетрудно расшевелить.

Рука его, которую пожимает Хеннинг, похожа на руку маленького ребенка. Они садятся на скамейку. Туре достает пачку сигарет, вынимает из нее белого друга и предлагает Хеннингу закурить. Тот вежливо отклоняет предложение, хотя взгляд его задерживается на старом товарище.

— Мне казалось, что Хенриэтте — уже вчерашняя новость.

— В каком-то смысле да. А в каком-то и нет.

— Убийство никогда не потеряет актуальности, — говорит Туре, прикуривая.

— Нет.

Туре убирает зажигалку в карман и глубоко затягивается. Хеннинг наблюдает за ним.

— Хенри была отличной девчонкой. Во всех смыслах. Очень любила людей. Может быть, слишком любила их.

— Что ты хочешь сказать? — спрашивает Хеннинг, одновременно думая, что надо было включить диктофон. Но теперь уже поздно.

— Она была очень открытой и — как бы это сказать — немножечко чрезмерно любила всех, если вы понимаете, о чем я.

Туре делает еще одну затяжку, выдыхает дым, оглядывается, кивает проходящей мимо девушке.

— Она любила флиртовать?

Он кивает.

— Едва ли в этом колледже найдется человек о трех ногах, который в тот или иной миг не хотел бы…

Он останавливается и качает головой.

— Это просто сумасшедший дом, — продолжает он. — Ну, ее гибель.

Хеннинг молча кивает.

— Ты когда-нибудь встречался с ее парнем?

— Махмудом Мархони?

Туре выплевывает из себя это имя, растянув вдобавок звук «х».

— Да.

— Не понимаю, что Хенни нашла в этом придурке.

— А он был придурком?

— Он был мегапридурком. Разъезжал на навороченном «БМВ» и думал, что крут. Швырялся деньгами.

— Значит, он по натуре был щедрым?

— Да, но совершенно неправильно щедрым. Он отдавал бармену свою банковскую карту, потом обходил друзей Хенри и говорил, что они могут заказывать себе пиво и расплачиваться его картой. Будто постоянно доказывал, что он стоящий парень. Я бы не удивился, если бы…

Он снова замолкает.

— Так что бы тебя не удивило?

— Я хотел сказать, я бы не удивился, если бы узнал, что его деньги имеют сомнительное происхождение, но я знаю, что это звучит по-расистски.

— Возможно, но, с другой стороны, это ведь может оказаться правдой?

— Мне об этом ничего не известно. И хочу уточнить: я не расист.

— Я так и не думал.

— Но он был ее недостоин. Он был придурком.

Туре докуривает и швыряет непотушенный окурок на землю. Белый друг лежит рядом с урной, источая серо-синий дымок.

— А какие у них были отношения?

— Бурные, думаю, можно так сказать.

— В чем это выражалось?

— Они то ссорились, то мирились. А Махмуд был ревнивцем. Что не так уж и странно, если принять во внимание поведение Хенри.

Хеннинг снова задумывается о теме шариата.

— А она когда-нибудь ему изменяла?

— Я не знаю, но меня бы это не удивило. Она довольно часто работала на публику, любила быть в центре внимания на танцполе, скажем так. И одевалась вызывающе.

Он с грустью отводит глаза в сторону.

— А она с кем-нибудь флиртовала больше других?

— Со многими. Да, со многими.

— С тобой тоже?

Хеннинг отрывается от своего блокнота и встречается взглядом с Туре. Тот, улыбаясь, отводит глаза. Туре вздыхает.

— Если за столом сидела Хенриэтте, за ним всегда было многолюдно. Думаю, вся наша группа хотела работать с ней. У меня с ней с самого начала установился хороший контакт. Мы с Хенри очень здорово проводили время. Всегда немного флиртовали. Незадолго до нашего знакомства я расстался со своей девушкой, и мы часто об этом говорили. Она относилась ко мне с теплотой и пониманием, очень сочувствовала. Она была из тех, кто умеет слушать. А когда я открывал ей душу, то удостаивался объятий. Долгих объятий. Я довольно часто открывал ей душу в те полгода, да уж, — говорит он и смеется.

Хеннинг представляет себе ее. Красивая, радостная, открытая, общительная, флиртующая. Кто бы не захотел быть рядом с такой счастливицей?

— Ее теплоту очень легко было неправильно истолковать, принять за определенный интерес, за флирт, и однажды я зашел слишком далеко. Я попытался ее поцеловать и…

Он снова качает головой.

— Она была не со мной, скажем так. В тот самый момент я разозлился, потому что чувствовал — это она довела меня, заманила в свои сети только для того, чтобы отвергнуть. Она постоянно так делала. Поймай и отпусти. И через пару недель я по вполне понятным причинам был все так же зол на нее. Но постепенно это прошло. Однажды вечером, когда мы большой компанией вышли в город, мы с ней поговорили о случившемся. По ее словам, она хотела быть моим другом, но ничего больше. А мне намного больше хотелось дружить с ней, а не тратить силы на пренебрежение, и после этого разговора мы стали замечательными друзьями.

— Тебе было погано, когда она начала встречаться с Махмудом?