— Да ты, я смотрю, разбираешься...

— Разбираюсь, но это одно из тех бесполезных знаний, вроде тригонометрических функций или второго закона термодинамики. Никакого практического применения в повседневности, даже не с кем обсудить. С мамой только, но и она застряла в своём времени. Говорит: рок-н-ролл мёртв.

— Классная у тебя мама.

— Мама... идеальная. Она настолько хороша, что я не могу посвящать ее в свои беды. Не имею права жаловаться и гордо несу свою боль в себе. Пусть лучше списывает все на мой хреновый характер и переходный возраст. И, кстати, я не сопротивляюсь Орловой в полную силу, потому что визиты к директору подкашивают маму.

— Да ты прям мою историю рассказываешь!

Всхлипываю от удивительного ощущения, что мы качаемся на одной волне, глотаю чай и улыбаюсь:

— Когда у тебя день рождения?

— Четырнадцатого марта. А у тебя?

— Тоже в марте. Только восьмого, прикинь.

— Круто, на тебе можно экономить.

— А ты, значит, расчётливый?

— Нет, но это первое, что приходит в голову.

— Мне нужно быть с тобой осторожнее. Говорят, что у рыб есть опасность стать жертвой манипуляторов.

— Это ты про гороскоп?

— Угу.

— В гороскопы я не верю, но раз я тоже рыбы, то интересно, кто из нас жертва, а кто манипулятор?

Мне смешно. Мы вроде и подкалываем немного друг друга, но это добрые шутки.

— Кстати, ты знаешь легенду про звёздных рыб?

В дверь стучится вернувшаяся с работы мама, и я без предупреждения отключаюсь: не хочу, чтобы он наблюдал, как я выпроваживаю из комнаты семейную делегацию. А когда возвращаюсь, Глеб вдохновенно рассказывает историю любви дочери морского бога Галатеи и простого парня Акида, которые, спасаясь от обезумевшего от любви циклопа к Галатее, бросились в море.

— Только прежде, чем превратиться в рыб, они связались длинной и широкой лентой. А боги перенесшие их на небо, как напоминание о неразрывной силе любви, так и оставили их связанными, чтобы они никогда не потерялись в огромном космосе.

Внимательно слушаю, и стены, окно, шторы и предметы мебели качаются и уплывают — с каждым его словом я окончательно и бесповоротно влюбляюсь. За пазуху прокрадывается легкая паника.

— Ха-ха, очень романтично. Да ты, похоже, и не святоша вовсе, — нервно отшучиваюсь, с кровью отковыривая заусенец.

— Неожиданное заявление, — удивляется он. — С чего вдруг такой вывод?

— Эта твоя история... Ты нарочно её рассказал, чтобы я растаяла.

— И в мыслях не было! — он делает паузу. — А ты растаяла?

— Нет, потому что со мной такое не работает.

— Ладно. А что работает?

— Пустые разговоры — это ни о чём, потому что человек складывается не из слов, а из поступков.

— Возможно, ты недооцениваешь силу слов?

— Всё я правильно оцениваю. В моей жизни слишком часто говорится то, что не соответствует действительности.

— Может, тебе просто так кажется?

— Не кажется. Взять хотя бы тебя. Сначала ты заявляешь, что не веришь в гороскопы, а потом ждёшь, что я поверю, будто история моего созвездия — это история любви.

— Но я ведь сказал только, что не верю в гороскопы.

— Типа в любовь ты веришь?

— В любовь верю, — отвечает он запросто, не задумываясь. — А ты?

Мне окончательно нехорошо. Такое чувство, словно Глеб меня припёр к стенке и требует сдаться.

— Извини, я скоро вернусь, — торопливо отключаюсь и пытаюсь взять себя в руки.

Это всего лишь интернет, а в интернете всё не по-настоящему. По-настоящему — это Артём, а задыхаться от волнения, глядя в экран — глупее не придумаешь. Но мне почему-то представляются эти дурацкие рыбы, связанные лентой и то, как они вместе плывут по океану, а потом поднимаются на небо и превращаются в звёзды. Чёрт, терпеть не могу всю эту сказочную романтику, но всё равно шмыгаю носом и как дура утираю слёзы.

На первый урок я опаздываю нарочно. Физичка снисходительно разрешает мне войти (она всегда всех пускает) и по классу проносится вздох удивления. Иду, не торопясь, в самый конец на своё обычное место. Длится это от силы секунд двадцать, но этого вполне достаточно, чтобы они меня рассмотрели. Моя парта свободна.

С грохотом бросаю на неё рюкзак и шумно сажусь.

— Это что за представление, Филатов? — физичка тоже оценила моё дефиле. — Мало того, что сам опоздал, ещё и других отвлекаешь! На следующем уроке контрольная, ты её что за всех решать будешь?

Ответа ей не требуется, и она, возвратившись к своему объяснению, продолжает строчить на доске формулы. Я же медленно расстёгиваю рюкзак и с вызовом отвечаю на обращённые в мою сторону взгляды. Ну, а чего они, собственно, хотели? Каждое действие рождает противодействие. Третий закон Ньютона. Надо учить!

Гальский тихо соскальзывает со своего стула и на полусогнутых перебирается ко мне. Подсаживается рядом и придирчиво оглядывает. Его маленькие цепкие глазки останавливаются на каждой детали моего нового прикида.

— Ты чего это так вырядился? — с подозрением шепчет он.

— Как так? — изображаю удивление.

— Да вот, не пойму. То ли ты на рок-концерт собрался, то ли на Чёрную мессу.

— Чёрная месса, к твоему сведению, сатанинский обряд, а на мне крест. Не заметил?

Гальский тянет руку к кресту, но я резко откидываю её от себя.

— Тогда что это значит? — продолжает недоумевать он.

— Это значит второе пришествие, — говорю я негромко, но отчётливо, чтобы было слышно всем. — Знаешь о таком?

Гальский растеряно пожимает плечами.

— Ничего. Скоро узнаешь.

Как и любой шкурник он отлично оценивает расстановку сил.

— Ты только не подумай, я, разумеется, на твоей стороне, но то, что ты всё это затеял после смерти Макарова, выглядит так себе.

— А мне пофиг, — небрежно бросаю я. — Главное — результат.

— А какой должен быть результат? — лицо Гальского превращается в смайлик с любопытной рожицей.

— Хочешь контрошу за тебя напишу?

Предложение заинтересовывает его даже больше, чем мой наряд.

— А когда я отказывался?

— Тогда нужно кое-что сделать.

— А что?

Физичка резко оборачивается и шикает на нас.

— Сейчас оба пойдёте к доске!

Мы замолкаем и я, подмигнув Гальскому, достаю телефон, давая понять, что ответ напишу. Он возвращается на своё место, а я обдумываю, как лучше всё обставить.