— Ну вот и пошли ваши идеологические штучки, Микаэль. Нет, совершенно не чувствую. Если бы я был евреем, то, скорее всего, почувствовал бы.

— То есть еврей никаких перспектив сделать военную карьеру не имеет?

— Я такого не говорил. Но скажем так, его рост был бы не таким заметным.

— Вы весьма острожный собеседник, Герман.

— С вами, комми, надо держать себя осторожно. Моё начальство не слишком приветствует контакты с людьми подобных взглядов.

— Это как раз понятно. Скажите, а вы не хотите заглянуть со мной в будущее?

— В каком смысле?

— У нас говорят, что военные всегда готовятся к прошлой войне. А какой, по-вашему мнению, будет роль кавалерии в будущей войне? Не уступит ли она место технике. Танки, автомобили, броневики, самолеты. Какова в таком случае будет роль кавалерии?

— Мировая война окончилась позиционным тупиком, который свёл роль кавалерии к минимуму. Но сбрасывать ее со счетов окончательно — это не правильная мысль. В вашей Гражданской войне, как и в войне с Польшей массы кавалерии объединялись в целые армии и играли чуть ли не ключевую роль в военных действиях.

— Наша Гражданская война была войной манёвренной. Вы считаете, что будущая война тоже станет маневренной? Без этих гигантских линий окопов и укреплений?

— Весьма вероятно. Мне так кажется, хотя это лучше обсуждать с нашими военными теоретиками.

— Хорошо. Спасибо.

Я отложил в сторону блокнот.

— А теперь я хотел бы задать несколько вопросов, которые в текст интервью не войдут.

— Вы уверены, что я захочу на них ответить?

Мой собеседник выглядел довольным и расслабленным, но это было обманчивое впечатление, он был собран и старался всё держать под контролем. Я протянул ему бумажку. Это была записка от Марии Зентары-Малевской.

— Вот как, значит вы от пани Марии? А почему сразу же не сказали об этом? Понимаю, вам нужно что-то такое… а вы хитрый манипулятор, господин Кольтцофф. Не любите сразу выкладывать козыри. Хорошо. Что вам нужно?

— Вероятность военного переворота, Герман.

— И что вам, русским до этого?

Слово «русским» он произнёс с таким оттенком, что я почувствовал, что вместо него должно было стоять слово еврей. Ага, что немцы, что поляки — антисемиты те еще.

— Наш новый уровень экономического сотрудничества, который позволяет вам преодолеть мировой кризис, а нам построить свою промышленность. Этот переворот ставит наши планы под угрозу. Мы должны быть готовы перенаправить контракты в другие страны. Это вопрос денег. Больших государственных денег.

— Хм… но вы ведь постараетесь… хотя. Скажу так, я не участник этого банкета, но кое-что слышал. Я вам дам несколько подсказок, извините, чего не знаю, того не расскажу.

Юлит, Герман, польская наглая морда!

— Это обязательно произойдет. Старик очень плох. Он хочет успеть передать власть сыну. И не успевает. Поэтому очень скоро всё решится. Должны начаться массовые выстепления национал-социалистов с вооруженными инцидентами. Потом к их подавлению привлекут армию и введут военное положение по всей республике. К этому почти всё готово. Главное — осталось договориться с нацистами, которые стали слишком неуступчивыми. Когда это будет — ближе к зиме, скорее всего, всё-таки осенью. Сигналом станет перекрытие Польшей границы для советских и немецких товаров. И сразу после этого начнутся антиправительственные выступления. Это всё, что я знаю. Статью перешлете мне по почте. Больше прошу интервью у меня не брать.

Глава двадцатая

В Берлине хорошо, а дома все-таки лучше

Берлин, железнодорожный вокзал

9 августа 1933 года

Наверное, после рандеву с Германом Оппельн-Брониковским я мог бы однозначно считать свою миссию в Веймарской республике выполненной. Но мало получить сведения, их еще желательно и перепроверить. Я встретился еще с двумя интересными людьми, нет, не агентами нашей разведки или Коминтерна, но это были люди, которые что-то могли знать, как это пристало хорошим журналистам. Да, они представляли буржуазную прессу, ну и что? В любом случае, обмен мнениями состоялся. И он тоже наводил на мысли. Во всяком случае, переговоры между военными и Герингом действительно последнее время велись, и весьма интенсивно. Но при этом наци отказались стать пешками в чужой игре: они прекрасно понимали, что если они станут инициаторами беспорядков, то военные могут их «слить» вместе с коммунистами-оппонентами, просто объявив о запрете НСДАП. И всё население Германии их поддержит. Кровавой гражданской войны никто вроде бы не хочет. А вот переговоры с Пилсудским идут вполне себе успешно. Старый русофоб грезит о повторном походе на Киев, но понимает, что одной Польше это не потянуть, а вот если за его спиной будут вооруженные силы Рейха, то становятся возможны интересные комбинации. Немцы-то русскую армию во время Мировой чехвостили в хвост и гриву (по его твердому убеждению).

На вокзале я встретил Эрика Марию Ремарка, который, судя по всему, был немного подшофе. Подобное состояние для талантливого писателя стало печальной повседневностью. И причиной, столь прискорбного обстоятельства, как не парадоксально стал успех его новой книги «На Западном фронте без перемен».

Да, это была мировая слава, один из лучших романов этого века. Но и критика его была нешуточная, даже не критика — травля, в которой больше всего отметились нацисты, которым это произведение было как нож под ребра. Гитлер, Геббельс, брызгая слюной обрушились на выродка-юде, который порочил великую германскую армию. Эрих принимал участие в антифашистской конференции, где мы и познакомились, впрочем, там у меня не было возможности уделить ему достаточно внимания.

— Михаил, какими ты судьбами тут? Уже уезжаешь? У тебя есть время? Посидим в ресторане. Если ты не против.

Обычно Эрих не столь навязчив, но когда выпьет, то может быть очень вязким, с ним тогда сложно. И лучше всего согласиться.

— До поезда у меня вагон времени, дружище, я в твоих руках, веди меня, Вергилий.

— Михаил, не надо сравнивать ресторан с кругами ада. Там жарят мясо коров, а не людей.

— А ты не едешь? Есть какие-то дела в Берлине? — спросил я, как только мы заняли место за свободным столиком. Тут же подбежал официант и мы сделали заказ.

— Да, сначала надо было решить с издательством. Они напечатали моё «Возвращение» и теперь ведут разговор о дополнительном тираже. Кстати, я хотел тебе подарить один экземпляр, вот он, можешь убедиться, на нём есть дарственная надпись. Кольцову от Ремарка. Думал тебе вручить во время банкета, но ты куда-то запропастился. Что-то случилось?

Вот чёрт, не умею я держать покер-фейс. Эмоции на лице проступают слишком явно.

— Да, ты знаешь такую писательницу Марию Остен?

— Нет, лично не знаком, но книги да, читал. Довольно неплохо, хотя некоторые вещи