— Но он утихнет? Шарль Возель…

— Шарль Возель подает в отставку.

— А вы? Уедете в родные края? — подтрунила она. В ее голосе проскользнула печаль, удивившая его.

— Я еще не выбрал, — сказал он, опуская стекло. — Но со мной связался президент одного учреждения в Бретани, который создает отдел по изучению клинической криминологии. Он предложил мне должность консультанта. К осени они готовят коллоквиум по вопросам патологии преступника. Я уверен, что это вас заинтересует. Вы можете выступить с докладом…

Предатель! Он даже подумал об утешительном призе!

— Вам представится возможность разоблачить несправедливые законы, — продолжил он.

Лейла внутренне взорвалась: «Не законы несправедливы, как он думает, а просто они извращаются исполнителями там, наверху. А наша роль — восстановление справедливости!»

Не спросив разрешения, она включила радио.

Жан-Пьер Фушеру был признателен ей за то, что она не стала больше задавать вопросы. Как мог он признаться ей, глядя в глаза, в том, что понял только накануне: их послали в края Колетт не для того, чтобы расследовать, а чтобы замять историю с «Ювенексом»? И что они, как и всегда, чудесным образом справились с этой задачей.

Часом позже они пересекли Сену.

— Вот и конец, — спокойно произнесла она, останавливаясь на улице Вине.

— Конец, Лейла. Для меня. А перед вами — карьера. Я не уполномочен заявить вам, но в нашем положении… — Он улыбнулся и пожал плечами. — Ваше повышение в должности намечено на первое июля.

— Я бы предпочла… — начала было она, но спохватилась. — Спасибо, комиссар, — только и сказала она. — Вам помочь выгрузить ваш багаж?

— Пустое… Я справлюсь.

Последнее, что ей запомнилось, была необычная легкость, с которой он преодолел несколько ступенек крыльца своего дома. Потом дружески помахал ей рукой и исчез за дверью.

Лейла выехала из шестнадцатого округа и по набережной направилась домой. За спиной ярко горело заходящее солнце. Зеркало заднего вида слепило ее. Рукавом вытерла слезы, которые больше не могла сдерживать.

— Честное слово, жизелит — заразная болезнь, — проворчала она.

А через два дня в восемнадцать пятнадцать Жан-Пьер Фушеру ожидал на Лионском вокзале поезд из Оксера. В руке он держал деревянную трубу.

Жизель, дочь и Катишу он отвез на такси на улицу Плант. Ушел он оттуда лишь утром следующего дня.

Они решили подыскать себе квартиры, расположенные недалеко друг от друга на полпути между их округами, в квартале Монпарнас.

В середине июля Поль Эрвуэ специально приехал в Париж на аукцион старинных гравюр. Он позвонил на Ке-дез-Орфевр. Секретарша сообщила, что капитан Джемани отбыла в Алжир, где только что зарезали ее брата.

Марго Лонваль сохранила за собой Алена Лашаля и Мон-Бугон, переименованный в Марготьер. Она не отвечала на многочисленные письма Антуана Девриля, и тот в конце концов отстал. Однажды вечером она увидела его на бульваре Анри-Мартэн. Запрокинув голову к небу, он полной грудью вдыхал напоенный свежестью воздух. Счастливый от того, что живет на этом свете, он совсем позабыл о ней.

В Сен-Совере Мадлен Дюжарден при поддержке Оды Бельом переделала Салодри в дом отдыха. А потом она горячо взялась за подготовку общего собрания Объединенного клуба колеттоведов. После этого она решила писать мемуары.

В Иерусалиме отец Клод развернул бурную деятельность, отстаивая права «женщин в черном».

Шарль Возель подал в отставку в ноябре после приватной беседы с президентом республики, в ходе которой его заверили, что производство «Ювенекса» будет запрещено на всех пяти континентах.

Годом позже выйдет познавательная книга об изделиях хрустального завода Сен-Луи, которые коллекционировала Колетт. Не веря своим глазам, Амандина Фолле найдет в ней первые строки из детективного романа, который собиралась написать дочь Колетт. Не помешала ли тень матери осуществить ей этот план?

«…Находясь в безвыходном положении, зная, что барон Сорбе — он придет в четыре часа! — располагал неопровержимыми доказательствами его хищений, месье Фожену понял, что ему оставалось только одно: умереть. Он лихорадочно черканул несколько прощальных строчек, потом, взяв левой рукой стеклянный медальон, правой достал из жилетного кармана монету. Затем он повернул крохотный винтик на плоской части медальона, поднес его ко рту и втянул в себя смертоносную каплю, затаившуюся среди рельефного орнамента из цветов…

И тотчас лицо его перекосилось. Голова с глухим стуком упала на досье Малитури…»