— Выхода не знаю, — виновато добавила схаали.

— А я знаю, — и слабо улыбнулась, вспоминая Эри. — Не волнуйся.

Да, я знаю… Однажды Вечность сожрет меня с потрохами, но часть моей сущности останется в этом мире… и в ребенке, которому я подарила новую жизнь. И которую она вместе с частичкой себя передаст следующему, когда придет ее время. Проклятые Вечностью люди давно живут друг другом… и друг в друге.

— За тебя я спокойна… А что делать с мальчиком?

Я снова поморщилась:

— Понятия не имею. Но насильно тащить его на путь не стану. Захочет — сам придет.

— А захочет ли?

— А я хотела? Да, я не Перекресток, но я двуликая. И могла бы успокоиться на пути искателя, но…

Схаали промолчала. Я подтянула к себе плащ и, подложив под голову сумку, нервно в него закуталась. Вставать и идти в постель не хотелось, да и по-походному спать — привычнее. Опять же, в кровати спится спокойнее, а это расслабляет и позволяет сознанию выпускать на волю ненужные сны-воспоминания…

Под треск горящих дров я начала клевать носом, и сквозь дрему услышала тихое:

— Нельзя не хотеть быть тем, кем ты являешься.

И сонно ответила:

— Можно. Никто из темных не хочет вставать на свой путь… А, встав, уже не хочет сходить.

Схаали вздохнула и пробурчала что-то неразборчивое, но я уже спала. Спала и видела то, что так и не смогла забыть.

* * *

…Сумрачно-сизое небо, затянутое низкими грозовыми тучами, озарялось всполохами далеких молний. Ветер, гуляя по полю, пригибал к земле траву, подминал под себя кусты и клонил к земле кроны деревьев, стряхивая с них желтые листья. В душном воздухе, наполненном запахами прелой травы и пыли, растворялись первые крупицы ледяной мороси.

Я сидела на траве, ежась под резкими порывами холодного ветра. Сидела, глядя перед собой и боясь отпустить стремительно холодеющую руку и потерять навсегда ускользающее тепло родной ладони. И не могла поверить в то, что человек, еще утром здоровый, веселый и полный жизни, сейчас перешагивает через порог Вечности. Перешагивает, не оборачиваясь, прощаясь со мной холодной моросью, оседающей на щеках, и шорохом опадающей листвы.

— Папа… — тихое, безысходное. — Пап, вернись…

…не бросай меня!.. Детство эгоистично. Важна не человеческая жизнь, а ее связь с твоей. И важно не то, что человек уходит, а то, как ты будешь без него жить. Приемный отец — одинокий старик, живший по соседству и заменивший мне родню, которой я никогда не знала, — уходил. А я не понимала, что делать. И уже не вернуть. И ничего не изменить. И вновь остаться одной — никому не нужной и потерянной в огромном, незнакомом мире. Сначала ушла мама, которую я едва помню, а теперь и…

Пошел дождь. Прохладные ручейки пробирались под легкое платье, путались в коротких темных волосах, слезами катились по бледным щекам. Я продолжала сидеть на месте, боясь выпустить из своей ладошки его руку. Сколько раз я хваталась за нее — от страха, удивления, радости… Большая мозолистая ладонь с длинными пальцами стала для меня символом… защиты, покровительства, силы. И отпустить ее сейчас — означало проститься с тем, чем я жила, чем так дорожила прежде. И в глубине души понимала, что отпустить придется, но не могла заставить себя сделать столь простое движение.

Позади меня прошуршали легкие шаги. Или это трава и осенние листья?.. Нет, шаги. Я скорее почувствовала, чем увидела, как рядом со мной присел на корточки человек. Мужчина в летах, невысокий, худощавый, обманчиво хрупкий. Приятное смуглое лицо, усталая мудрость в карих глазах и седина в темных волосах.

Я опасливо покосилась на подошедшего и вцепилась в ледяную ладонь отца. А мужчина словно мои мысли прочел:

— Не держи его, малышка, не стоит. Отпусти, — голос хрипловатый, но певучий, густой. — Так ты его не вернешь.

— А как? — я сморгнула с ресниц слезинки. — Как можно?.. Разве… можно?..

— Только отпустив, — тихо ответил он. — И однажды отец вернется к тебе, навсегда оставшись в твоем сердце и в твоей памяти.

Я недоверчиво шмыгнула носом:

— Правда?

— Клянусь тьмой, — торжественно пообещал мой собеседник.

От удивления я широко распахнула глаза:

— А вы маг?..

— Да, — он едва заметно улыбнулся в седеющие усы. — И ты — тоже.

— Неправда! — возразила я. — Папа… — и мой голос дрогнул, а взгляд предательски метнулся к родному лицу: — Папа говорил, что я искатель…

— Одно другому не мешает, — объяснил мужчина. — Ты можешь быть и искателем, и темным магом, но маг ты больше.

— Не хочу!.. — возразила я. — Не хочу быть темной!

— Мелочь, врожденную силу не изменить, как и отца не вернуть, — осторожно заметил он. — Ты — темная. И ты это чувствуешь.

Я промолчала, отвернувшись. То бесконечное мгновение многое изменило во мне, начав с мыслей и закончив… жизненной целью. И образом жизни. Я не хотела быть темной. И не хотела быть магом. Я хотела стать искателем, хотя смутно представляла, что это за путь. Но быть магом, да еще и темным?.. Тем самым, которым соседи пугали, когда я шалила?.. Кто же согласится на столь незавидную участь?

— Не буду, — я упрямо поджала губы.

— Ладно, — легко согласился мой собеседник. — Но отца отпусти. Отпусти, пусть уходит. Таковы законы мира и законы Вечности. Отпусти и проводи.

Я вздохнула, зажмурилась, сильнее вцепилась в ледяные пальцы и… Как его ладонь выпала из моей?.. На одно лишь мгновение я потерялась в собственных мыслях и ощущениях, в собственных «не хочу», и… Земля вздрогнула, и мужчина ловко оттащил меня в сторону. Я дернулась, но он удержал, обнимая за плечи, не отпуская ни на шаг, но позволяя… смотреть. Как сплетаются саваном желто-зеленые травы, как осыпаются с прощальной песней увядшие листья… как уходит в землю последний родной человек.

И я смотрела, остро ощущая вспыхнувшую внутри тьму — и боль, и страх, и злость, и ярость, и ненависть к этому проклятому миру… и собственное неприкаянное одиночество. И с тех пор это чувство не оставляло меня даже после встречи с Джалем. Прощаясь с отцом, я поняла, что в мире нет ничего вечного, кроме… Вечности и ее законов. И — тебя. Только ты недолго, но вечен — ведь только ты остаешься рядом с собой до самого конца. Один.

Мужчина снял плащ и завернул меня в теплую ткань с головы до пят:

— Идем, мелочь. Идем домой.

— К-куда? — с запинкой переспросила я.

— В семью, — мягко сказал он, протягивая мне руку. — Где все дети такие же, как ты, — темные, лишившиеся семьи… нужные друг другу. И ты нам нужна. Идем.

— Так вы… за мной?

— Да. Твой отец написал о тебе, и я пришел. Меня зовут Хлосс, — и повторил: — Идем.

И я… поверила ему. Одно мгновение глаза в глаза — и я увидела. Всполохи тьмы. Странную желтизну шальных искорок на карей радужке проницательных глаз. И первозданный мрак, струящийся по венам. И поняла. Он такой же, как я. Почти. И лучше пойти с ним и стать темным магом, чем быть… одиноким никем. И я пошла. Домой. И обрела у подножия Песчаного великана дом и семью.