— А может, мы не хотели, — сказал Джордж.

Родни вышел из себя:

— Прошу прощения, мистер Дайер, но мы явно говорим на разных языках. Я нахожу ваше отношение невыносимым.

— Извините.

— У вас всегда такое непочтительное отношение к общепринятым правилам благопристойного поведения?

— Да, всегда. И это не мои правила.

Секунду Родни забавлялся мыслью о том, чтобы сбить его с ног, но потом решил, что Джордж не достоин его презрения, и его следует просто игнорировать. Он повернулся к Селине:

— Селина… — Она заметно вздрогнула. — Мне очень жаль, что все так произошло, но ради тебя я готов поверить, что ты ни в чем не виновата. Я совершенно готов забыть обо всем, но мы должны сделать так, чтобы ни малейший слушок о том, что здесь произошло, не докатился до Лондона.

Селина серьезно смотрела на него. Лицо его было гладким и чисто выбритым. Казалось, на нем нет никаких морщинок, и невозможно было представить, как он будет стариться, становиться опытнее, а лицо сохранит остатки былой красоты. Он станет таким, когда ему будет восемьдесят, — безликим и гладким, как только что выстиранная рубашка.

Она спросила:

— Почему, Родни?

— Я… я бы не хотел, чтобы мистер Артурстоун услышал об этом.

Ответ был таким идиотским, что ей захотелось засмеяться. Мистер Артурстоун, с его артритными коленками, который собирался вести ее к алтарю… Какое отношение все это имело к мистеру Артурстоуну?

— А теперь, — Родни взглянул на часы, — не будем терять времени. Надень что-нибудь на себя и пойдем.

Джордж зажигал сигарету, когда Родни говорил это. Теперь он загасил спичку, вынул сигарету изо рта и сказал:

— Она не может поехать с вами в Лондон. Она потеряла свой паспорт.

— Она… что?

— Потеряла свой паспорт. Это случилось вчера. Просто удивительно.

— Это правда, Селина?

— О. Я… ну, да…

Джордж взглядом приказал ей замолчать:

— Конечно, правда. Мой дорогой мистер Экланд, вы даже представить себе не можете, каково оно здесь. Они выкрадут у вас золотую коронку изо рта, если только смогут до нее добраться.

— Но твой паспорт, Селина, ты понимаешь, как все это серьезно?

— Ну… я… — сбилась Селина.

— Ты поставила в известность британского консула?

— Нет, — сказал Джордж, снова беря инициативу в свои руки, — но она сказала полицейским в аэропорту, и они отнеслись с таким пониманием и старались помочь.

— Меня поражает, что они не бросили ее сразу же в тюрьму.

— Меня это тоже очень поразило, но, конечно, просто удивительно, что может сделать симпатичная улыбка даже в Испании.

— Но какие же шаги мы должны предпринять?

— Ну, если вы спрашиваете меня, я бы предложил вам вернуться к такси и отправиться обратно в Лондон, оставив Селину здесь со мной… Нет, — он прервал гневные протесты Родни, — я и в самом деле думаю, что это самый лучший план. Вы, возможно, смогли бы пустить в ход свои связи там, у себя, и мы с вами вдвоем должны сделать все, чтобы спасти ее от тюрьмы. И не волнуйтесь вы так об условностях, старина. В конце концов, я, возможно, ближайший родственник Селины, и я абсолютно готов к тому, чтобы нести за нее ответственность…

— Ответственность? Вы? — Он сделал последнюю попытку повлиять на Селину. — Ты ведь конечно же не хочешь оставаться здесь? — Родни готов был взорваться от такой мысли.

— Ну… — Одного ее колебания было достаточно, чтобы убедить его.

— Ты меня поражаешь! Твой эгоизм меня поражает! Ты, кажется, не понимаешь, что затронуто не только твое честное имя. Мне надо заботиться и о своей репутации, и я нахожу твое отношение к моей репутации оскорбительным! Я даже страшусь подумать, что скажет мистер Артурстоун!

— Но ты сможешь объяснить мистеру Артурстоуну, Родни. Я уверена, ты сможешь объяснить ему. И я думаю… когда ты будешь объяснять все, тебе лучше сказать ему, что ему не придется вести меня к алтарю. Мне и правда ужасно жаль, но я уверена, что это, в некотором роде, и для тебя облегчение. В конце концов, тебе ведь не захочется, чтобы я обременяла тебя, особенно теперь, после того, что случилось. И… вот твое обручальное кольцо…

Она держала его на ладони: мерцающие бриллианты и темно-голубой сапфир, которые, как он воображал, навсегда привяжут ее к нему. Ему так хотелось суметь сделать широкий жест: взять кольцо и швырнуть его через стену террасы в море, простирающееся внизу, но оно обошлось ему в круглую сумму, поэтому он спрятал гордость в карман и забрал кольцо.

— Прости меня, Родни.

Самым достойным показалось хранить мужественное молчание. Родни повернулся на каблуках и направился к выходу, но Джордж оказался там первым и широко распахнул перед ним дверь:

— Обидно, что ваша поездка оказалась такой бесполезной. Вам следует приехать в Кала-Фуэрте попозже, в разгар сезона. Я уверен, вам понравилось бы кататься на водных лыжах, плавать с аквалангом и ловить меч-рыбу. Рады, что вы приехали.

— Пожалуйста, не воображайте, мистер Дайер, что я или мои партнеры допустят, чтобы вам это сошло с рук.

— Я даже на секунду не могу такого представить. Я уверен, что у мистера Артурстоуна наготове какие-нибудь гениальные идеи и в надлежащее время в мой адрес поступит суровое письмо. Уверены, что не хотите, чтобы я подвез вас до деревни?

— Спасибо, предпочитаю пойти пешком.

— Ну что ж, chacun a son gout[29]. Было замечательно познакомиться с вами. До свидания.

Но Родни не ответил, а в молчаливой ярости вышел из дома. Джордж проследил, как он благополучно взобрался на холм, а потом закрыл дверь.

Он повернулся. Селина все еще стояла посередине комнаты, где ее оставил Родни. Она выглядела так, как будто ожидала еще одной бурной сцены, но он только сказал самым рассудительным тоном:

— Вам надо проверить, все ли у вас в порядке с головой, раз вы собирались выйти замуж за такого. Вы бы полдня тратили на то, чтобы переодеться к ужину, а вторую половину, чтобы выискивать все эти длинные слова в словаре. И вообще, кто такой этот мистер Артурстоун?

— Он старший партнер в фирме, где работает Родни. Он очень старый, и у него артрит коленей.

— И он собирался вести вас к алтарю?

— Больше никого не оказалось.

Это было отчаянное признание. Джордж спросил:

— Вы говорите о мистере Артурстоуне или вы говорите о Родни?

— Думаю, об обоих.

— Возможно, — ласково сказал Джордж, — возможно, вы страдали от сильного приступа навязчивой идеи об отце.