Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скорее сюда, – заставил меня вздрогнуть.
– Кирилл, это вы?
– Да, да, идите скорее!
– Где вы?
Диалог проходил в кромешной тьме. Это тоже не понравилось мне.
– Так и будем беседовать в темноте?
– В конце коридора есть лампочка. Ступайте туда и зажгите ее.
Я сделал шаг, но что-то остановило меня. Мой незнакомый друг явно боялся освещенной территории. А это означало: он хотел превратить меня в живую мишень. Итак, пасьянс сложился. Этого молодого подонка наняли, чтобы свести со мной счеты. «Белый лебедь» был для этого идеальным местом. Ох, черт возьми, как же заблуждался молокосос в моих способностях.
– Зажгите ее сами, Кирилл! Я ничего не вижу!
– Посветите себе мобильником. – Он действовал по разработанному сценарию.
– Его у меня украли, – усмехнулся я. – Так что вам придется осветить этот чертов коридор.
– Я тоже без телефона. – Парень не хотел сдаваться. Пришлось пойти на хитрость:
– Дайте мне, по крайней мере, руку!
Кирилл помедлил. Наверное, это показалось ему безобидным, и он протянул мне пятерню. Я схватил ее и дернул на себя, сформировав из парня подобие укрытия. Молокосос в мгновение ока оценил обстановку и истошно заорал:
– Ребята, не стреляйте! Стойте!
Его никто не слушал. В ответ раздалось несколько выстрелов, и Кирилл стал медленно оседать на пол, увлекая меня за собой. По моему лицу потекла горячая струйка, и меня затошнило: это явно была кровь бедного парня. Заскрипели доски. Я фактически накрылся трупом и ждал, затаив дыхание. Они шли, чтобы добить меня. Никогда еще я не был так близок к гибели. Эх, Юрка, Юрка, где ты? Друг словно услышал этот немой призыв. Хлипкая дверь рухнула под ударом чьих-то сильных ног, и в коридор ворвалось несколько крепких парней.
– Бросай оружие! Всем на пол!
Взвизгнула разбитая лампочка. Топот возвестил о том, что преступники не собирались выполнять приказы милиционеров. Вероятно, где-то был черный ход, однако мы о нем не знали. Вспыхнул свет фонарика, и надо мной склонилось Юркино лицо:
– Жив?
– Да вроде.
– А это Кирилл?
– Да.
Луч скользнул по худенькому телу, осмотрел черноволосую голову в луже крови. Вот как произошла наша встреча!
– Он притащил тебя на погибель, – констатировал Дорохов. – И поделом ему!
Я боялся взглянуть в сторону мертвеца:
– Он закрыл меня своим телом. Понимаешь, я стал виновником его гибели. Я взял грех на душу!
Ни один мускул не дрогнул в лице Дорохова. На своем веку он видал ситуации и покруче:
– Если бы ты не взял его жизнь, он бы взял твою. – Друг вздохнул. – Услышал эту высокопарную фразу в каком-то телесериале, какие не пропускает моя благоверная. И, представляешь, ничто в жизни не делается просто так. Вот она мне и пригодилась.
Я медленно поднимался. Старая шишка на голове нестерпимо болела:
– Почему вы так поздно?
Друг сморщился:
– Бармен, сволочь! Ему, видно, заплатили. Не успели мы войти, как возникла драка, перешедшая в поножовщину. Пришлось вмешаться. Только теперь понимаю: она была подстроена специально, чтобы отвлечь нас от тебя! – Он бережно взял меня за локоть. – Давай подброшу тебя до дома.
– Не откажусь.
Дорохов скомандовал оперативникам дожидаться «Скорой» и милицейской бригады, сам затащил меня в старенькие «Жигули» и повез в родные пенаты.
– Видишь, у тебя не было выхода. – Его желание утешить меня трогало до слез.
– Вижу, Юрик, и потихоньку начинаю свыкаться с этой мыслью. Ты скажи, что нам теперь делать?
Приятель пожал плечами:
– Странная она, эта Борзова. Слушай, она не похожа на круглую дуру?
– Нет.
– То есть она произвела на тебя впечатление совершенно нормального человека?
– Да. А почему ты спрашиваешь?
Дорохов усмехнулся:
– Я говорил тебе еще в прошлый раз: у нас на нее ничего нет. Кстати, я был уверен на все сто: сейчас девочка затаится до вступления в права наследования. – Он скорчил удивленную физиономию. – Но нет: наша дама не только не желает сидеть тихо, она просто привлекает к себе внимание органов.
– Потому что знает: я в курсе ее дел, – тихо предположил я.
Дорохов расхохотался:
– Ой, Никитка, не работал ты с криминальными личностями. То, что тебе про нее известно, – всего лишь твое слово против ее. А кому больше поверят? Богатенькой девочке, которая в скором времени впишет свое имя в историю города, или простому журналисту, пусть и талантливому?
Я провел рукой по лбу. На ладони осталась влажная полоса:
– Но есть же неподкупные судьи.
Юрка снова прыснул:
– Такие слова говорят, когда у тебя вагон доказательств. А я повторяю еще раз: у нас на нее ничего нет. Ну ничегошеньки! Вся версия строится на одних предположениях. Посади мы ее на скамью подсудимых, у прокурора, если такой смельчак найдется, не будет ни одного свидетеля обвинения. Зато хороший адвокат предоставит их воз и маленькую тележку!
Внезапно у меня пересохло в горле:
– Повтори, что ты сказал!
– Хороший адвокат сотрет прокурора с его обвинениями в порошок!
Я откинулся на кресло и закрыл глаза. В памяти возник образ мафиозного адвоката, Бориса Васильевича Мазурова, который когда-то по просьбе (теперь я прекрасно знал чьей) вытащил меня из тюрьмы, не забыв при этом припугнуть. Дорохов посмотрел на меня. Наверное, я так изменился в лице, что это его напугало.
– С тобой все в порядке?
– Юрочка, – простонал я, – объясни мне одну вещь (я вкратце изложил историю с Тамарой Кочетовой и Мазуровым). Ты согласен: это был адвокат Борзовых. Почему, спрашивается, Анна не прибегла к его помощи, предпочтя совершенно неизвестного ей Дамаскова?
Дорохов пожал плечами:
– Она тебе объяснила.
– Ерунда. Я в это не верю. Если бы Анна позвонила Мазурову первой, опередив жену Рахманова, Борис Васильевич рьяно помогал бы ей.
– Наверное, Дамасков значительно дешевле, – предположил Юрка. – И притом, может, Мазуров предпочитает наличку, и немедленно.
Я не мог согласиться с этим утверждением:
– Ты же сам говорил: Анечка скоро станет очень богатой девочкой. Мазуров это понимает и может подождать. Никуда его гонорар не денется. И вообще, спасти юную миллионершу от тюрьмы гораздо прибыльнее, чем стать на сторону вдовы, за которую и так все факты. Так почему Дамасков?
– Откуда я знаю? – отмахнулся Юрка. – Да и какое это имеет значение? Повторяю: ты с криминалом не работал, а на моей памяти – сотни отказов от семейных юристов. Иногда для нашего глаза вовсе не основательных.