изможденному лицу, – у него был бесконечный запас. Ради этого мальчика он готов был свернуть горы.

– Джаред очень уважал его.

– Да. Уважал. Любил. Доверял. А Джаред мало кому доверяет, Лей.

– Полагаю, я бы тоже не доверяла, если бы пережила то же самое.

– Особенно женщинам, – добавила она, удерживая мой взгляд.

– Кроме вас.

– Кроме меня.

Мюриэль продолжала смотреть на меня, и под ее пристальным взглядом я уставилась в кружку с чаем.

– Ты знаешь, что он никогда не обедал тет-а-тет с женщиной?

Я изучала узор из синих точек на своей чашке, пока они не начали сливаться.

– Возможно, ему просто не нравится еда.

Мюриэль наклонилась вперед на стуле.

– Нет, ему просто не нравится общество большинства женщин.

– Ему не особо нравится моя компания, Мюриэль.

– Сомневаюсь, – она накрыла мою руку своей сухой ладонью. – Он также никогда не позволял женщине подниматься наверх.

Я рассматривала ее костяшки, которые были такими же тонкими, как и пальцы. Я не хотела портить образ Джареда, который сложился у Мюриэль, поэтому не стала делиться причиной, по которой он загнал меня в свою спальню. Не сказала ей, что он хотел заставить меня покрыться стыдливым румянцем.

– Он ненавидит мою веру. Ненавидит то, кем я являюсь, – сказала я вместо этого. Что меня больше не удивляло после рассказа о единственном другом небесном существе, которого он знал.

Мюриэль отпустила мою ладонь, притянув свою руку назад.

– А кто ты?

Мою шею и щеки окатило жаром. Почему я не могла выразиться иначе? Или вообще ничего не говорить, если уж на то пошло?

– Я верующая, и он это ненавидит.

– Джаред ненавидит религию… Любую религию.

– Я понимаю, но набожные люди не одинаковые. – Предполагаю, мои крылья были не очень убедительным аргументом в этом споре. Бьюсь об заклад, он ненавидел всех крылатых существ, будь то бабочки или ангелы. Я осушила свою чашку, затем оттолкнулась от стола и встала: – Спасибо, Мюриэль. За беседу, за чай, за печенье и за доброту, – я попыталась натянуть улыбку, но она сползла. – Джареду повезло, что в его жизни есть такой человек, как вы. Вы святая женщина.

Женщина подняла голову и посмотрела на меня. Хоть Джаред и не был ее биологическим сыном, в том, как они бесшумно и вдумчиво наблюдали за людьми, было что-то очень схожее. Как будто они смотрели на душу, а не на оболочку.

– Любовь – это не святость… – сказала она наконец. – Любовь – это естественно. Ты любила кого-нибудь?

Ева ворвалась в мое сознание. Она знала, что Джаред – проигрышный вариант, и именно поэтому предложила его. Знала ли она почему? Поделилась ли ее мать-архангел секретной информацией, чтобы дочь не тратила свое время впустую?

Мои губы, должно быть, поджались, потому что Мюриэль спросила:

– Никого?

Я запихнула Еву поглубже.

– Девушку, с которой вы вчера познакомились. Селеста. Она мне как сестра.

– А родителей?

– Я их не знаю.

Ее брови взлетели вверх.

– Тогда того, кто их заменил?

– У меня было много учителей. Большинство из них славные.

Мюриэль снова наблюдала за мной своим молчаливым взглядом.

– Уже поздно. Тебе лучше остаться на ночь здесь.

Могу представить выражение лица Джареда, если бы он вернулся и увидел меня в своем доме. Скорее всего, он сказал бы что-то вроде: «Видишь, ты не в состоянии уйти». Вряд ли это должно было заставить меня ухмыльнуться. Но по какой-то причине, которая, несомненно, заключалась в крайнем истощении и умеренной незрелости, мои губы растянулись в глупой улыбке.

– Селеста будет волноваться, если я не вернусь домой, – в конце концов ответила я.

С тех пор как мне исполнилось двадцать, офанимы больше не заботились о моем местонахождении.

До этого я никогда не осознавала, насколько была одинока. И эта мысль стерла мою улыбку. Я всегда верила, что достаточно быть частью общины, но община – это не то же самое, что семья.

Я даже не заметила, как Мюриэль встала, а она уже заключила меня в объятия.

– Ты хорошая девушка.

Вздохнув, я уткнулась подбородком в ее плечо и позволила аромату сладкого масла, исходящему от ее кашемирового халата, окончательно успокоить мое сердце. Каково было бы пробраться в чью-то постель после кошмара вместо того, чтобы успокаиваться самой, считая звезды на небосводе Элизиума?

– Приходи завтра днем. Я научу тебя готовить sablés.

– Я бы очень хотела, но не могу, – произнесла я, высвобождаясь из ее объятий.

– Тогда послезавтра.

– Мюриэль, я… Я не смогу вернуться. Джаред будет против.

Женщина нахмурилась.

Прежде чем она успела попросить объяснений или возразить, я вышла из маленькой буфетной. И через прохладное мраморное фойе выскочила во внутренний двор с разрушенным ангелом. Я наконец поняла, почему маленький мальчик искалечил его. Как бы мне хотелось показать ему, что мы не все похожи на Микаэлу, но он не станет слушать.

Кроме того, мне нужно было двигаться дальше, пока у меня не закончилось время на завершение крыльев.

У меня не было никакого желания становиться нефилимом.

Я прикусила губу и до синяков вдавила пальцы в мягкую кожу, когда на улице меня кто-то окликнул:

– Мадемуазель!

Глава 28

Седовласый водитель Джареда придерживал для меня дверь седана.

– Месье Адлер попросил меня подвезти вас домой.

Сердце, которое застряло у меня в горле из-за оклика Фрэнсиса, начало свое медленное паломничество обратно в грудную клетку.

Джаред беспокоился, что я не уйду из его дома без чужой помощи? Скорее всего. Что еще это могло значить? Заботу о моей безопасности? Я фыркнула. Джаред Адлер, безусловно, больше не беспокоился о моем благополучии.

Мне не хотелось быть обязанной Джареду еще сильнее, но перспектива идти домой глубокой ночью на шпильках была хуже.

– Merci, – сказала я, скользнув на заднее сиденье.

Дверь тихо щелкнула, заперев меня в пространстве, пахнущем натуральной кожей и Джаредом. Я прислонилась щекой к подголовнику и наблюдала за залитой лунным светом улицей, гадая, куда Джаред направился посреди ночи. Может, к женщине, чтобы погрузиться в плотские утехи? Неожиданно я от всего сердца прокляла свое увлечение любовными романами. Из-за них у меня появлялись такие мысли, которые никогда не пришли бы мне в голову, если бы я читала небесные тексты. Я закрыла глаза, но это только подстегнуло мое воображение, так что я подняла веки и сосредоточилась на городе, блестящем как лабрадорит.

Уже подъезжая к гильдии, я заметила плакат, рекламирующий банковские кредиты с напечатанными повсюду купюрами в двести евро. И мои мысли вернулись к грешнику, которого я пыталась забыть. Нам не разрешалось брать что-либо у людей