Он кричал, брызгая слюной. Винс покосился на капельку слюны на рукаве своей куртки.

– Так ведь все и произошло? – не унимался Элдон. – Стюарт залез в дом, чтобы угнать машину, и застал там тебя? Все эти вопросы – где я был, почему опоздал – болтовня для отвода глаз? Притворство? Ах ты, гад!

– Зря ты так, – произнес Винс. – Если бы наговорил такого при других обстоятельствах, я бы тебе не простил. Но я делаю скидку на то, что ты пережил потерю. У тебя шок.

– Ты слишком давно тарахтишь на пустом баке, – продолжил Элдон. – Ты старик. Ты болен, уже подыхаешь и сам не знаешь, какого черта дальше тянуть. Но я за тебя цеплялся – знаешь почему? Верность кое-что значит. Но хорошенького понемногу. Если ты скормил сына верного человека свиньям, то больше не можешь надеяться на него.

Элдон отвернулся и направился в спальню, дав Винсу время как следует оттолкнуться и наконец встать с кресла.

– Ты что делаешь? – спросил Винс, хватаясь за спинку дивана и комкая подушку.

– Одеваюсь.

– А потом?

Элдон натянул джинсы и застегнул ремень.

– Скоро узнаешь.

– Мне жаль твоего сына.

Левой рукой Винс сгреб подушку, а правую запустил в карман куртки. Когда он вошел в спальню Элдона, тот тянулся через кровать за рубашкой.

– Ты не знаешь, что такое жалость, сволочь. Тебе это не дано.

На расстоянии менее двух футов от Элдона Винс поднял подушку, утопил в ней дуло пистолета и выстрелил. Бабахнуло, конечно, все равно. Забота Винса была только о том, чтобы выстрел не услышали за стенами квартиры, и он решил, что добился своего. Пуля угодила Элдону под правую ключицу. Он опрокинулся на кровать.

– Подонок! – крикнул Элдон.

Теперь Винс проявил прыть: навалился на раненого сверху, накрыл ему голову подушкой и опять выстрелил. Элдон немного подергался и замер.

– Ты был не прав, – прошептал Винс. – Мне очень жаль. Ты даже не представляешь, как мне жаль.

Тяжело дыша, он сполз с кровати и сунул пистолет обратно в карман. У него болел живот, по ноге текла теплая жижа. Он испугался, что каким-то образом выстрелил в себя. На внутренней стороне бедра, под самой ширинкой, образовалось темное пятно.

Из-за всей этой возни прохудился его пакет, лента, державшая пакет на месте, отклеилась.

– Проклятие! – пробормотал Винс.

Он зашел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Справившись с этой задачей, вымыл руки и с отвращением поглядел на себя в зеркало над раковиной. Он уже сутки не брился, за плечами была бессонная ночь. «Без этого было нельзя», – сказал он себе. Когда Винс заправлял рубашку в брюки и застегивал «молнию», раздался настойчивый стук в дверь квартиры.

– Откройте! – донесся из-за стекла приглушенный мужской голос. Винс замер, боясь, что любое его движение услышат. – Эй! Стюарт дома? Я ищу Стюарта Коха!

Винс осторожно высунул голову из-за двери ванной, чтобы посмотреть на входную дверь. Человек, стоявший за ней, прижался лицом к стеклу и пытался что-то разглядеть внутри квартиры. Винс узнал его. Он не сомневался, что человек за дверью ничего не сможет разглядеть, тем более в спальне Элдона. Неожиданно тот предпринял действия, которые могли все изменить: проверил, заперта ли дверь. Дверь заперта не была. Винс посмотрел на медленно вращающуюся дверную ручку и снова полез в карман за пистолетом.

Терри

К черту Винса Флеминга! К этому выводу я пришел не сразу. После решительного заявления Грейс, что ей необходимо знать правду о происшедшем, я был вынужден определиться, чьи интересы преобладают. И выбрал интересы Грейс. Конечно, я любил ее, к тому же вдруг понял, какая она смелая. Дочь отказывалась нырять в постель и накрываться с головой. Предпочла встретить лицом к лицу последствия, и через считаные часы, истекшие после начала всего этого кошмара, я поневоле согласился, что никак иначе нам из него не вырваться.

Спасти ее тоже можно было только таким способом. Если неведомый нам пока что человек считал Грейс нежелательным свидетелем, то определить, кто он такой, можно было только так: докопавшись до самой сути. Однако это не отменяло главного пугающего обстоятельства: Винс был чудовищем, и пойти против него было трудно и страшно. Я должен был постоянно оглядываться и пытаться узнать как можно больше без его ведома. У меня пока не сложилось плана, как поступить со сведениями, которые могли открыться.

– Ты побудешь одна? Мне надо поискать ответы на кое-какие вопросы, – обратился я к Грейс. Она чистила зубы, оставив дверь ванной открытой.

– Побуду, – отозвалась она. – Сама позвоню на работу, скажу, что больна, тебе не обязательно это делать. Изображу простуженный голос. Если я там объявлюсь, то обязательно натворю в кухне бед: пожар устрою, уроню сковороду с лобстерами. Мне не удастся сосредоточиться.

– Ты можешь мне понадобиться. Лучше оставайся здесь. – Я хлопнул себя ладонью по лбу: в этот день недели к нам обычно наведывалась уборщица. – Черт! Тереза!

– Во сколько она появляется?

– Утром. Дома никого нет, Тереза заходит сама. Если хочешь, я ей позвоню и скажу, чтобы не приезжала.

Дочь покачала головой:

– Нет, она не помешает.

Я спросил, продолжила ли она попытки дозвониться Стюарту по сотовому.

– Обзвонилась! И сообщения посылала. Ответа нет.

Я решил начать с милфордской больницы. Туда мы должны были наведаться накануне, покинув дом Каунтчиллов. Я поцеловал Грейс на прощание и перед уходом довел до ее сведения новые правила. Не открывать дверь чужим. Сидеть с включенной сигнализацией. Не заходить в социальные сети. Ни с кем не переписываться.

– Все поняла! – воскликнула Грейс.

До больницы было рукой подать, у меня ушло больше времени на поиск места для парковки, чем на саму дорогу. Я нашел главный вход и подошел к стойке дежурной, щелкавшей по клавиатуре. Она подняла голову:

– Чем могу быть вам полезной?

– Я ищу пациента, который мог поступить к вам вчера поздно вечером, – объяснил я. – Хочу справиться о его состоянии.

– Имя?

– Стюарт Кох.

Она ввела имя и фамилию в компьютер и уставилась на монитор. Имя тоже попросила продиктовать по буквам, и я смог это сделать, недаром он когда-то учился у меня в классе. Если бы пришлось угадывать, то я поставил бы в середине ew вместо u. Дежурная нахмурилась:

– Ничего не вижу. Когда это было?

– Вчера, примерно в десять часов вечера.

– С чем он должен был поступить?

Я заколебался. Чуть не сказал, что с пулевым ранением! Но если Стюарта в больнице не окажется, такая оговорка могла бы мне навредить: эта женщина вызвала бы полицию!